Во все тяжкие… [Анатолий Самуилович Тоболяк] (fb2) читать постранично, страница - 2

спустился с самолета, — ловко соврал К. П., - вот я и не в курсе.

— Сейчас уточню. Минутку. — Она пропала, а он затянулся сигаретой. — Вы слушаете? Раиса Юрьевна улетела на две недели. Ну, может, чуть больше, — проинформировал свежий голосок.

— Ага! — каркнул Автономов. — Очень хорошо. То есть я хочу сказать: очень плохо, что мы разминулись. Ну, ничего. А вы секретарь Раисы Юрьевны?

— Да, я секретарь.

— А Раиса Юрьевна, девушка, не обижает вас?

— Как понять? Почему обижает?

— Ну, она, скажем, не рукоприкладствует?

— Что-что?!

— Я шучу, девушка. Так я шучу. Значит, Раиса Юрьевна будет отсутствовать минимум две недели?

— Да. Приблизительно.

— Значит, две недели мне предстоит одному хозяйствовать в доме. Подскажите, пожалуйста, девушка… как вас зовут, кстати?

— Света. А что?

— Подскажите, Света, пожалуйста, как правильно жарить яичницу, — заулыбался Автономов разбитыми губами, — «а эта Светочка, Анатоль, так весело расхохоталась, что у меня мурашки, знаешь, побежали по телу».

СЧАСТЛИВ ОДИНОЧКА ХОЛОСТЯК, ОТВЕЧАЮЩИЙ ТОЛЬКО САМ ЗА СЕБЯ, — бубню я.

Затем К. П. Автономов, душевно приободренный, — тем более, что сильный солнечный луч прорвался сквозь неплотно прикрытые шторы, словно веселый мальчуган, убежавший из дома на волю, — позвонил на свою службу в управление Рыбвода. Опять он разговаривал с молодой девушкой, на этот раз хорошо ему знакомой.

— Мила? Милочка, золотце, здравствуй. Это я, твой шеф и покровитель. Ну, можно сказать, бывший шеф, но неизменный покровитель.

— Узнаю, Константин Павлович, узнаю. Но почему бывший? Вам еще два дня работать.

— Знаю, Мила. Но я, Мила, решил прогулять эти последние два дня. После тридцати лет беспорочной службы имею право, как считаешь?

— Ну конечно! О чем речь, Константин Павлович!

Справка об АВТОНОМОВЕ К. П.

В наших краях, а края эти очень дальние, не всякая птица к нам долетит, мужики уходят на пенсию в пятьдесят пять лет. Для этого, правда, надо иметь не менее двадцати лет местного стажа. У Автономова К. П. не возникло никаких сложностей с оформлением пенсии, когда подошел его срок подать свои документы в управление по социальному обеспечению. Прекрасный труженик Автономов! Сразу после институтской скамьи он засучил рукава и взялся за работу с высоким трудовым подъемом. Инженер-рыбовод, первые семь лет проживал в глухих туземных поселках, вроде Арги-Паги, где на нерестовых речках разводил в неисчислимом количестве мальков горбуши и кеты. Миллионы… что миллионы! Миллиарды крошечных особей были обязаны ему своим рождением. По весне они вылупливались из икринок и, набрав младенческих сил, покидали заводские отстойники и сплавлялись в море-окиян, весело, может быть, крича: «Прощай, папочка Автономов, спасибо тебе!» А он, герой-родитель, хмурился и вздыхал, зная, что лишь 0,5, а в лучшем случае 1,5 процента его ребятишек возвратятся через пару лет в родные речки, остальные погибнут в житейской борьбе.

И был он в первые годы на рядовых должностях, затем директорствовал на малых предприятиях, пока не перевели его в островную столицу Тойохаро на скромное, в общем-то, место начальника отдела областного управления Рыбвода. Принципиальная беспартийность не позволила Константину Павловичу пойти дальше и выше — почти четверть века просидел он бессменно в этом кресле, по сию пору.

— А НЕ НАУЧИШЬ ЛИ ТЫ МЕНЯ, МИЛА, ПРАВИЛЬНО ЖАРИТЬ ЯИЧНИЦУ?

— Могу, Константин Павлович, — со смехом отвечала невидимая собеседница.

Затем Автономов позвонил мне.

— Привет, писака, — сразу оскорбил он меня. — Чем занят?

— А знаешь, сижу, пишу.

— Опять пишешь? А зачем?

— А хочется, знаешь.

— Да все равно ведь не издадут! Кому ты нужен!

— Пусть не издают, их дело. А я писал и буду писать. Пока бьется сердце. До последнего вздоха.

Мой старинный дружок хохотнул.

— Типичный клинический случай, — резюмировал он. — Тебя нужно посадить на шестнадцатый автобус и довезти до конечной остановки. Знаешь, что там находится?

— Как не знать!

— Ну вот. В той психушке тебе самое место. Между прочим, главврач мой хороший знакомый. Могу устроить по блату.

— Спасибо, Константин Павлович, — отвечал я, — за заботу. Я подумаю.

— Ты лучше сожги побыстрей свою писанину и приезжай ко мне.

— Это еще зачем?

— Исповедаться хочу. Мне моральная поддержка нужна.

— Опять с Раисой поцапался?

— Не то слово «поцапался». Она, кстати, в Москву отбыла, так что тебе ничего не грозит. Когда ждать?

— У-у!! — застонал я (Сочинитель). Отрываться от письменного стола, от белого листа бумаги бывает иной раз чрезвычайно трудно. — Ладно, приеду, — сломался я.

— Когда?

— Через пару страниц плюс двадцать минут на дорогу.

— Ладно, жду, писака, — напоследок опять оскорбил меня К. П. Автономов.

Признаться, я неохотно ехал к своему старинному школьному другу. Опять предстоял, по-видимому, разговор о Раисе Юрьевне. Автономов стал