Охотник [Владимир Михайлович Сотников] (fb2) читать постранично, страница - 11


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

через неделю — тихая, поникшая. На расспросы отвечала, что Константину сделали пересадку кожи и что врач обещал через месяц его выписать. После своей работы я заходил к ней, помогал разбирать накопившиеся пробы. Работали мы молча, как в читальном зале. Лишь однажды Майя не выдержала и отчетливо мне сказала:

— Он меня прогнал. Я уеду отсюда до его возвращения.

— Вы встретитесь потом, в Москве, — сказал я.

Майя невесело улыбнулась.

Она и правда уехала, как только закончилась промывка.

Начальник уговорил меня работать вездеходчиком — не хватало людей.

Константин вернулся осенью, когда уже выпал снег. Он вышел из вертолета в темных очках, с красным, словно прорезиненным лицом, на котором застыла кривая ухмылка-оскал. Все поняли, что надо будет привыкать к этому лицу, еще долго вспоминая прежнее.

Вечером мы сидели у него и пили водку.

— Да сними ты эти очки, — сказал я.

— Ничего, пока надо привыкнуть. Прячусь от самого себя.

Я не выдержал и начал говорить о том, что ведь это я хотел зажечь ту печку, и уже подходил к ней со спичками…

Константин оборвал меня:

— Я так и знал. Вину свою будешь придумывать. Было бы еще хуже — мы же там вдвоем оставались. Кто бы нас из огня выдергивал?

Он помолчал и вдруг спросил:

— Ходишь на свое место, к зимовью?

— Да нет. Сходил раз, сеть твою снял. Ты же говорил — плохое место.

Он улыбнулся:

— А я вот остаться хочу здесь на зиму. Сторожить. Не хочу пока возвращаться в ту жизнь. Начальник не против — понятливый мужик.

— Да что тут сторожить?

Он посмотрел в окно:

— Ничего. Разве только себя.

— А давай вдвоем?

— Нет, зимой здесь вдвоем нельзя. Совсем разругаемся.

Это “совсем” заставило меня замолчать. Мы допили бутылку, и я ушел спать.

Я улетал последним вертолетом. Радист, закрывая дверь, кивнул на стоящего у своего вагончика Константина:

— А этого забыли?

— Такого не забудешь, — ответил начальник.

Все мужики, прильнувшие к иллюминаторам, заулыбались: им понравилась интонация, с которой были сказаны эти слова.

Лопасти со свистом завертелись, поднимая вокруг вертолета снежную бурю. Я увидел, как Константин снял очки. Не спеша поднялся по ступенькам в вагончик, вынес оттуда карабин и выстрелил вверх.

Я представил, как где-то в море, в исходящую холодным паром воду упала пуля, вошла легко и бесшумно, и единственный маленький круг, захлебнувшись, сомкнулся над ней.

Ночью, сидя уже в самолете, повисшем над светлым полем облаков, я засыпал, думая легко и свободно, как можно думать только во сне: маленький остров, на котором остался одинокий охотник, похожий на меня, плывет где-то рядом, на одинаковом расстоянии.

Я уснул, и слова исчезли, оставив мне свои немеркнущие тени.