Касьянов год (Ландыши) [Леонард Борисович Терновский] (fb2) читать постранично, страница - 25


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

спровадил его к нам. А сейчас этот хитрый лис подстраховывается, делает вид, что он тут не причем. Говорит, — ведь Комаров числится за вами? Вот и делайте с ним, что сами пожелаете. Сотрудничать, мол, с нами он не захотел, и нам в КПЗ он больше не нужен. А понадобится, так мы его и дома достанем.

— Вас сегодня отпустят из КПЗ, — сказал врач, подойдя к двери Костиной камеры. — Но я бы рекомендовал дождаться перевозки и лечь в больницу.

— Лучше я поеду домой. Спасибо за все!

— Счастливо. Передайте Игорю Александровичу приветы от Юры Котова.

…Два квартала до метро показались Косте почти марафонской дистанцией. — Надо было позвонить из милиции Нате, — пожалел он. — Она сейчас же примчалась бы за мной на такси. Но Ната думает, что меня выпустят только послезавтра.

Войдя, наконец, в вестибюль, Костя привычно сунул руку в нагрудный карман пиджака. Его слегка шатнуло. — Единый! — показав картонный талончик, сказал он контролерше. Но женщина мгновенно загородила рукой проход.

— Не пущу! Вы пьяны! — злорадно закричала она.

— Я не пьяный. Я больной, — пытался объяснить Костя. Но вредная баба не унималась.

— Сейчас я вызову милицию. — Она достала свисток, и его пронзительная трель разлетелась по вестибюлю.

Костя повернулся и двинулся к выходу, но навстречу уже шел милицейский наряд. — Анекдот: выйти из КПЗ, чтобы угодить в вытрезвитель, — мелькнуло в Костиной голове. С опаской обогнув патруль, он бросился бежать в переулок, но споткнулся, нырнул головой в сугроб и тут же был торжественно водворен в воронок.

Сквозь полузабытье он слышал, как в воронок подсадили несколько матерившихся людей. В вытрезвителе мужчина в накинутом на плечи грязном белом халате наклонился к Костиному лицу. Потом, выпрямившись, сказал стоявшему рядом милиционеру:

— От него совсем не пахнет. Может, он вовсе и не пьяный?

— У меня… астма… — прошептал Костя.

— Придется вызывать скорую, — сказал мужчина. — А пока вколю-ка я ему эфедрин.

…Костя смутно ощущал, что его куда-то перекладывают, несут. Потом впал в забытье.

— Почему он так странно дышит? Словно всхлипывает? — обернувшись, спросил водитель скорой у сидящего рядом с Костей врача.

— Это значит, что мы рискуем не довезти его до больницы. Надо торопиться.

Водитель надавил на газ, и скорая понеслась, завывая сиреной у перекрестков.

Встав со своего кресла, Софья Андреевна пошла навстречу Нате и сказала, участливо обняв за плечи: — Давайте вместе поплачем о нашем Косте.

Но Ната не могла даже плакать. С окаменевшим, словно обугленным, лицом она прошептала отрешенно: — Не могу себе простить, что в тот вечер не догадалась еще раз съездить к нему в милицию. Тогда Костя не остался бы один, его бы не повезли в вытрезвитель, и он вовремя оказался бы в больнице…

— Кто мог предвидеть все это сцепление обстоятельств?!

— Я должна была почувствовать. — Ната замолчала, уткнувшись лицом в плечо Софьи Андреевны.

— Вам надо преодолеть горе и жить ради Костиного ребенка.

— Я понимаю, — ответила Ната. И вдруг заплакала навзрыд.

— Не нужно себя винить, — гладя Натины волосы, тихо говорила Софья Андреевна. — Мы не можем обминуть свою судьбу, но можем ее преодолеть. Ваш Костя не сдался и не согнулся. Хотя ему выпали трудные испытания, — и наглая провокация, и административный арест, и чекистский шантаж. Все сразу. А тут еще его болезнь. Должно быть, он и вправду несчастливый — Касьянов год.

— Что? — не поняла Ната.

— Так называют иногда високосные года. Потому что 29 февраля — день Касьяна. В народе Касьяна не любят, считают завистливым и зловредным. Хотя всякий год приносит не одно только горе, но непременно и что-то доброе.

— Мне кажется, что впереди все совершенно беспросветно.

— Не будем опускать руки, — говорила Софья Андреевна. — Доживем до весны. До травы. До осени. А осенью должен появиться на свет ваш малышка. Быть может, наши борьба и страдания не останутся вовсе бесплодными. И Костин ребенок дождется более светлых времен. Когда не нужно будет бояться открыто говорить то, что думаешь. Ни опасаться делать добрые дела. Пусть для него не будет страшен никакой, даже зловещий Касьянов год.

2005 г.