Дед и внук [Сергей Геннадьевич Бабаян] (fb2) читать постранично, страница - 2

прической-башней и в распираемом телесами плаще — налетает мясистым подбородком на руку деда, отшатывается и с ненавистью уставляется на него.

— Поаккуратнее можно?!!

Внук хихикает. Дед вздрагивает, недовольно смотрит на тетку — при этом он похож уже не на сову, а на ее грозного старшего брата филина, — и сухо говорит:

— Извините.

Тетка не ответив уходит, бормоча что-то себе под нос.

— Глупая тетя, — говорит внук, чувствуя, что своим поведением тетя обидела деда. — У нее нет мозгов.

Дед страшно доволен, но… Несколько секунд он борется с собою, потом говорит:

— Так не очень хорошо говорить, Ванечка. Тетя не глупая… она просто, наверное, куда-то спешит.

— Поспешишь, людей насмешишь, — говорит внук. Это дедова поговорка. Дед совершенно тает — от улыбки щеки его собираются складками, как сдвинутые гармоньи мехи. — Ну давай дальше, деда!

— Значит, индусы роют большую яму…

— А их много?

— Много.

— Сколько штук? Сто?

— Когда говорят о людях, Ванечка, то говорят не штук, а человек… или душ, — вспоминает дед старину — и тут же в этом раскаивается. Сейчас внук спросит: почему душ? Что такое душа? — дед торопливо думает и почти сразу же понимает, что не сможет ответить. Но внуку, к счастью, не до души.

— Сколько человек, деда? Двадцать?

— Да, человек двадцать, — соглашается дед. Он говорит и видит перед собою индусов: смуглолицые, маслиноглазые, в белых одеждах, они идут по золотисто-зеленой опушке джунглей и что-то поют. К нему в министерство несколько раз приезжали индусы, — но они были в костюмах и галстуках, говорили о прокатных станах и плавильных печах, их даже называли не индусами, а индийцами — и он их не запомнил; его индусы были на памятной ему с детства гравюре из “Жизни животных” Вагнера: вожаки слона, на которого прыгнул тигр, — и отчасти героями бесчисленных фильмов Раджа Капура, которые они с Берточкой каждый год смотрели в санатории в Ессентуках… Внук же никогда не видел индусов — и для него это черно-синие губастые добродушные негры, которых иногда показывают по телевизору.

— Яму роют там, где слоны часто ходят, — например, по дороге на водопой…

— А слон может много выпить?

— Много. — Дед задумывается. Лошадь может выпить ведро — а слон?… — Я думаю, несколько ведер, но точно не знаю. Надо посмотреть в книге.

— Ладно. Давай дальше.

Внук плохо читает и не любит читать, и это огорчает деда. Недавно он в сердцах сказал дочери, что выбросит телевизор, — что он не позволит калечить ребенка, что не та мать, которая родила, а та, которая воспитала, что… и т.д. Дочь сказала, что ей уже тридцать шесть, что она без пяти минут кандидат наук (“вот именно, что без пяти, — съязвил дед. — Уже десять лет без пяти минут”) и что она сама разберется, как воспитывать сына. “Ты уже разобралась, когда вышла замуж за этого негодяя, — сказал дед. — На всю жизнь разобралась, и за себя, и за Ванечку”. Дочь сказала… эх!…

— Яму накрывают ветками и травой, чтобы ее не было видно. Слон идет и проваливается…

— Ему больно?

— М-м-м… да нет. — Слону конечно же больно — шутка ли, с его весом упасть с такой высоты. — На дно ямы тоже кладут ветки и траву, — сочиняет дед. — Чтобы слон не ушибся.

Они идут по перешейку между прудов. Дорога редко обсажена невысокими, но кряжистыми рябинами; рябины так густо усыпаны ягодами, что каждое дерево похоже на огромную алую мелкозерную гроздь. Ближняя половина пруда отражает небо, дальняя — лес; вода там блестяще-черная, как растопленный вар, пестро крапленная опавшими листьями. Глядя на это сочетание цветов — блестящий черный, желтый, красный, оранжевый, — дед вспоминает федоскинские лаковые миниатюры… Он останавливается.

— Посмотри, Ванечка, как красиво.

Внук тоже останавливается и некоторое время, часто кивая и роя землю ногой, смотрит на пруд.

— Красиво… — Он сто раз видел этот пруд и не понимает, что в нем красивого — тем более такого красивого, что надо бросать слонов, останавливаться и смотреть. Красивы игрушечные солдатики, пистолеты, машины… а пруд? — Рассказывай дальше, деда. Слон упал в яму…

— Слон падает в яму, — говорит немного расстроенный дед. Ваня совершенно равнодушен к природе — бегает, как будто ничего не видя вокруг… ну да не беда: наверное, он еще маленький. — Слон сильно пугается и встает на дыбы…

— Как это — на дыбы?

— …то есть на задние ноги (“Разве я в прошлый раз не говорил “на дыбы”?”) Слон поднимается на дыбы, хлопает ушами…

— Кричит?

— Кричит, страшно кричит. Ревет.

— Громче, чем поезд?

— Громче. Так громко, что рядом невозможно стоять.

Внук затихает. В двух шагах от него тяжело прыгает огромный, как грузовая машина, рассерженный слон: размахивает толстым, как дерево, хоботом, кричит, как товарный поезд (ничего более громкого Ваня не слышал и потому представить себе не может), рвется наверх… Дед тоже видит слона, но его слон то ли стар, то ли слаб: он не ревет и не встает на дыбы, а только жалобно и тихо —