Язва [Аркадий Тимофеевич Аверченко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Аркадий Аверченко Язва
По узким проселочным дорогам, по широкому шоссе, по железнодорожным сообщениям, по большим городам, по шумным улицам, по залитым светом театрам, по притихшим ресторанам, по мирным семейным столовым и гостиным — бродят они. Бродят, имея одну общую физиономию — исковерканную тоской, смесью ужаса и хитрости, смесью таинственности и многозначительности. Некоторые с ними обращаются довольно сурово: — Врете вы все. — Я вру? Спасибо вам! О, как бы я хотел, чтобы это было ложью! Но нет… Я имею самые верные сведения, что это правда. — Что правда?! — Да что наши дела на восточном театре войны не совсем тово… — Именно? — Немцы уже продвинулись до Мышекишек… — Какие такие Мышекишки? — Место такое есть: Мышекишки. — Где? — Ну, уж там не знаю где — у меня карты с собой нет, а уж вы мне поверьте: немцы уже под Мышекишками. — Почему же штаб ничего не сообщает? — Не знаю почему, но мне сказал Иван Захарыч. — Офицер генеральнаго штаба? — Нет, мой парикмахер. Но он имеет верные сведения. Видите ли, он бреет также и бакалейщика Поскудова, а денщик генерала Z закупает у Поскудова провизию. Вы понимаете? Значительно прищуренный глаз. Лицо убежденное, тупо-уверенное в правоте. Оно говорит: «Вот, брат, я какой; стою у самого источника сенсационных сведений. Иван Захарыч с Поскудовым, врать не будут». — Послушайте… А если Поскудов врет? — Поскудов? Нет-с. Поскудов не врет! Зачем ему врать? Поскудов зря врать не будет. Не такой это человек, Поскудов, чтобы врать. Отца родного зарежет, а не соврет. — Ну, денщик соврал. — Послушайте: ну как денщик может соврать? И скажет же человек такое, право. Распространителю печальных сведений очевидно, смертельно жаль расстаться с так хорошо налаженным печальным сообщением, что немцы продвинулись до Мышекишек. Он выносил в себе это печальное сведение, взростил и без боя его не отдаст. Ну, что ему такое эти Мышекишки? Никогда он там не был, на карте этого места найти не может, а если бы и нашел, так ведь он же, каналья, не знает: может быть, русские этот пункт и не хотели защищать? Может быть, у генералов были свои расчеты; может быть, несколько умных талантливых генералов, сидя дождливым осенним вечером в мокрой палатке вокруг разложенного на ящике из-под макарон плана, сказали друг другу: «А давайте, господа, нарочно отступим от Мышекишек, чтобы заманить неприятеля к Пильвишкам»… И может быть, все согласились с таким замысловатым планом, — и вот уже черные тени заколебались на освещенной парусине палатки, и вот уже несколько ординарцев, звучно шлепая по размокшей земле, поскакали по разным направлениям с приказом отступать на Пильвишки; да может быть, и так, что Мышекишек никаких и нет, и денщик генерала Z не прочь прилгнуть, чтобы получить у Поскудова даровую папироску, да и сам парикмахер Иван Захарыч едва ли толком донес — не расплескав наполовину, — полученное им известие. Кажется — что такое Мышекишки, когда миллио ны бьются на доброй трети земного шара? Но нет: жалко распространителю печальных сведений расстаться со своими Мышекишками и носится он с ними до тех пор, пока уж и немцы давно отброшены, изрядно перед этим поколоченные. Встречаешь распространителя печальных сведений. Говоришь ему: — Вот вам и Мышекишки! Наши-то отбросили немцев на всех пунктах. Горькая улыбка освещает многозначительное, кое-что знающее, чего никто не знает — лицо. — Так-с, так-с. Мы, вы говорите, отбросили немцев? И где же это? Противная морда. Самодовольная. — Да что вы спрашиваете? Сообщение генерального штаба не читали, что ли? Хитрость, ирония брызжет из глаз его. — Вот оно что!.. Генеральный штаб сообщает? Так-с, так-с… А мне, представьте, Иван Захарыч говорил другое. Знаете ли вы, что два батальона попали на фугасы… — Да откуда он знает это, черт его подери? — не выдерживает спокойный слушатель. — Иван Захарыч-то? — Да! — Парикмахер-то? — Да!!! Дежурное многозначительное выражение появляется на лице распространителя печальных сведений. — Он, видите ли, бреет Поскудова… и… вы, конечно, сами понимаете. — Ну? Не понимаю!! — А у Поскудова забирает всю бакалею и москатель генеральский денщик Z. — Да почему же ты, скверная этакая, изъеденная хронической печалью, каналья, не веришь моему генеральному штабу, а я должен верить твоему парикмахеру Ивану Захарычу?! Эта фраза, к сожалению, говорится более смягченно и, потому, особенного влияния на распространителя сведений не оказывает. Он сидит печальный, погруженный в глубокую задумчивость. Вздыхает. С тоской во взоре говорит: — И на французском театре дела совсем, совсем швах. Немцы уже отступили за Монтраше. — За какое Монтраше? — Такое есть Монтраше. Стратегический пункт. — Но ведь немцы же отступили. — Немцы. — Почему же вы говорите, что дела плохи у- 1
- 2
Последние комментарии
9 часов 13 минут назад
13 часов 21 минут назад
13 часов 38 минут назад
13 часов 58 минут назад
16 часов 40 минут назад
1 день 3 минут назад