Бухта влюбленных [Вайолет Уинспир] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

возразила Эдвина. – Неужели ты думаешь, что за шестьдесят восемь лет я так и не научилась понимать человеческую натуру? Сама-то я никогда не отличалась кротостью и, выйдя замуж, могла бы испортить жизнь любому, но ты… Ты совсем другое дело! Как ты попала в Калифорнию? Наверное, расплевалась с каким-нибудь молодцем? Ну давай, расскажи, со мной-то можно поделиться. Знаешь, я вообще люблю молодежь и хотела бы видеть всех вас счастливыми! А вот ты улыбаешься только ртом, но не глазами. По ним-то, Ферн Хэтерли, я и догадалась о том, что ты несчастлива.

– Но… я вовсе не несчастлива, мисс Кингдом! – возразила Ферн, напряженно цепляясь пальцами за сумочку и тем самым невольно подтверждая правоту Эдвины. – А в Калифорнию я попала, сопровождая пациента, американского бизнесмена, у которого в Англии случился сердечный приступ. Он непременно хотел вернуться домой и так волновался из-за этого, что доктор побоялся, как бы ему не сделалось хуже, и согласился отпустить его в обратный путь, но только в сопровождении медсестры. А попав сюда, я поняла, что мне здесь нравится, вот и решила остаться на некоторое время.

– По своим скучаешь? – полюбопытствовала Эдвина.

Ферн кивнула, сказав, что скучает по двум замужним сестрам и их детишкам, и прибавила, что родителей ее уже нет в живых.

Они поговорили еще несколько минут, затем Эдвина вызвала прислугу, чтобы та показала Ферн ее комнату. Вскоре на пороге появилась негритянка в тюрбане, и Эдвина с постели пророкотала своим зычным голосом:

– Посмотри-ка, Делила, ну разве это дитя не похоже на маму в молодости? Особенно на ту карточку, где она стоит у магнолии?

– Ну конечно, похожа, мисс Вина. Теперь, когда вы сказали, я это точно вижу. – И Делила сверкнула ослепительной улыбкой, обнажив белоснежные зубы.

– Мой отец был настоящий рыжеволосый ирландец, – пояснила пожилая актриса, глядя на Ферн. – А вот мама была вылитая ты. Она обожала носить шляпки с широченными полями, украшенные цветами, и папа жутко ревновал ее ко всем мужчинам подряд – ведь те буквально пожирали ее глазами. Эту черту – ревность – он передал по наследству двум моим братьям. Фрэнку, например, просто паталогически не везло по этой части: мужики только и делали, что пялились на мою невестку, – вот он и держал ее за семью замками, словно султан.

– Да-а, мистер Фрэнк был сущий дьявол! – подтвердила Делила, сопровождая свои слова густым грудным смехом, клокотавшим в горле, словно кипящая в горшке патока.

– И красив как дьявол, правда же? – прибавила Эдвина с ностальгическими нотками в голосе. – Артур, конечно, был талантливее, зато, когда Фрэнк поднимался на сцену, все женские сердца в зале начинали трепетать. – Внезапно глубокая морщина прорезала лоб актрисы. – Будь неладен его сынок, умотавший к черту на рога и ввязавшийся там в какие-то политические игры, и все это только ради того, чтобы получить возможность написать о них. Когда-нибудь он допрыгается и его попросту убьют!

Таким сердитым тоном Эдвина говорила о своем племяннике Россе, который был так же демонически красив, как и его отец, но, по мнению Эдвины, обманул ожидания семьи, выбрав профессию журналиста, вместо того чтобы принести свою роскошную внешность и изрядную долю свойственного всем Кингдомам обаяния на службу театру. В результате единственной, кто мог поддержать семейную традицию, оказалась его сестра Дженифер, которая, впрочем, предпочитала более современный мир кинематографа и телевидения. Дженифер, которая была на год старше Росса, жила здесь же, на берегу залива, в белокаменном доме тетушки, и ежедневно ездила в Голливуд на гоночном «фиате».


Комната, которую отвели Ферн, располагалась рядом с апартаментами ее пациентки и была прекрасно обставлена. За прозрачными шторами, изящно подвязанными по краям, виднелись жалюзи, а широкие окна выходили во внутренний дворик, и, пока Ферн переодевалась в форменную одежду, она могла отчетливо уловить доносившийся оттуда аромат розовых кустов, мимозы и камелий. Старательно прикалывая к волосам туго накрахмаленную шапочку, Ферн отметила про себя, что у ее пациентки проницательный, цепкий глаз: она смогла разглядеть тень, лежавшую позади этой новой для Ферн калифорнийской жизни – жизни, где не было места мужчине, который, вместо того чтобы превратить ее мечты и надежды в реальность, так обидел ее, так ранил в самое сердце, что Ферн чувствовала теперь внутреннюю опустошенность и отсутствие всякого желания выходить замуж.

По ее худенькому телу пробежала дрожь, и, как ни пыталась Ферн прогнать от себя возникший перед ее мысленным взором образ Кена Маквикара, ей это не удавалось. Его сухощавое, напряженное лицо так и стояло у Ферн перед глазами, она видела его отчетливо, до самой крохотной детали, и вдруг оно осветилось улыбкой, той самой улыбкой, что была такой редкой гостьей на этом суровом лице и наполняла теплом его стальные, серо-голубые глаза.

С Кеном Маквикаром Ферн познакомилась, когда работала медсестрой в санитарной