Ангел смерти [Александр Торин Тараторин] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (7) »
* * *
Только теперь я понимаю, какие высочайшие эмоции овладевали директором того самого «Арагви». при виде отца с женой и сыном. — Какие люди, какие люди, — суетился он. Люба! — глаза его, казалось, в ту же секунду вывернутся из орбит. — Что, Атос Авагенович? — Люба… Сколько раз я тебе говорил, стелить на столики новые скатерти. Но-вы-е. Я по-русски понятно объясняюсь? — Понятно, Атос Авагенович. — Так ты меня понял, Люба? — Поняла, Атос Авагенович. Но вы же сами вчера сказали… — Люба! — Все поняла. Шашлычку? — Папа, папа, шашлычку… — Тихо ты! Вы, Атос Авагенович не волнуйтесь, мы здесь просто так, с семьей зашли… — Да разве я не понимаю, дорогой! Семья — самое главное, у нас говорили: жена и сын как лоза, посаженная с любовью. Для вас все самое лучшее, как для Черчилля, клянусь мамой! Люба! Приготовь отдельный кабинет! — В котором Черчилль обедал? — Тот занят. Нет, приготовь Цэковский. — Атос Авагенович, неловко как-то. Нам бы обычный столик. — Никаких возражений, дорогой. Ты у нас почетный гость, и семья твоя… Семья и семя от одного корня, понимаешь?* * *
Долма мне не понравилась. Шашлык был вкусный, но жесткий. Хлеб, правда, пышный, горячий. А вообще, лучше бы мы в тот ресторан не ходили. — Ты сам хорош, герой. Принципиальный весь из себя, а что сын твой живет в подвале тебе наплевать. — Замолчи! — Это ты молчи. Посмотри, что делается вокруг. Все твои дружки живут в центре, в кирпичных домах. — Я не продавался, и продаваться не буду! — Зато я теперь понимаю, почему твоя первая жена ушла к адмиралу. — Все, — взревел отец. — Я больше не могу! — И я тоже не могу. Идиотизм имеет границы. Мы живем в прогнившей стране и должны как-то жить. Да, не смотри на меня с ненавистью. Я не могу больше сидеть в этом коммунальном подвале, пахнущем плесенью, понимаешь?3.
— Вот оно как, — рассуждала мама, закутав меня в шубу. Да, в том июне в Москве выпал снег, так бывает в жизни. Снег был холодным и мокрым, станция железной дороги совершенно гадкой и склизкой. Улицы кирпичного квартала, построенного в конце войны — темными и зловещими. — Ты думаешь, я права? Нет. А зачем? Хочется жить по-человечески. Уходит жизнь, мне уже тридцать пять лет. Но ты, Саша, скажи. Когда мы к бабушке приедем улыбнись и скажи: «Свалились, как снег на голову». Она растает. Мне это сейчас просто-таки необходимо… Тем более, что бабушка наша тоже сложный экземпляр. Господи, за что мне все это, почему я не родилась в крестьянском срубе, и не видела жизнь, как она есть, в суровом чередовании рождений и смертей. Но ты все равно не поймешь. Ты про то, что бабушке сказать надо помнишь? — Как снег на голову, — пробубнил я. Про снег на голову я как раз понимал. На платформе шел снег, падал, таял, растворялся в свете прожектора. И когда мы прошли по «Институтскому». проезду к улице «Октябрьской». и увидели куцые балконы, мне не оставалось ничего, кроме как расплыться в идиотской улыбке трехлетнего пацана, и сказать: — Бабуль. Свалились, как снег на голову. Папаня от нас уходит. Не сроднились они душевно. Пиздец, короче. Так всегда говорил Коля из нашего двора, а он знал, что делает, ему было лет восемь, или даже девять, и мы боялись его как огня. — О, Господи, Марина, чему ты научила ребенка! Что за ужасный блатной жаргон, вы так теперь разговариваете? — бабушка начала рыдать. — Саша! — Мама начала плакать. — Где ты это услышал… — Меня уже ничего не удивляет. Мальчик останется у меня. — Мама. У нас сложный этап. Потом, эти соседские дети. — Знаешь что, Марина, разбирайтесь. А ты пока отдай мне внука.4.
А я ведь понимал, что к чему. И, проснувшись на следующий день, поежился на сундуке и спросил: — Ты моя бабушка? — Угу. — А кто мой дедушка? — Какая тебе разница? — Ну все-таки, ну пожалуйста, ну скажи! — Ленин. — Ты серьезно? — Я смотрел на нее голубыми глазами и думал об Инессе Арманд. — Так ты тоже Арманд? — Дурачок, — засмеялась старушка. — Твой дедушка родом из Ярославля, лежит в Петрозаводске. Блокада его доконала. Но расписаны мы с ним не были, бумаги наши были не в порядке. Есть хочешь? — Угу. — Я кашу сварила. Поешь. Потом можешь поиграть во дворе. И чувствуй себя человеком. — Человек — это звучит гордо, — вырвалось из меня. — Наследственность, однако. Далеко пойдешь, — согласилась бабушка. — Иди, Саша, погуляй. Я устала. — Я тоже устал, — согласился я. — А ты от чего? — От бессмысленности жизни. Так папа говорил. — Какое совпадение… Господи, за- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (7) »
Последние комментарии
2 часов 42 минут назад
5 часов 1 минута назад
6 часов 50 минут назад
12 часов 36 минут назад
12 часов 41 минут назад
12 часов 45 минут назад