Сквозняк [Виктор Викторович Конецкий] (fb2) читать постранично, страница - 3

пользуясь болезнью Леонида Львовича, Митя начал с того, что выкрал и спрятал его палку — уж больно велико было её сходство с огнестрельным оружием. Петя не занимался такими глупостями. Он пришивал к шапке ремешок, ибо знал, что в пылу боя можно остаться без неё. Наталья Яковлевна с интересом поглядывала на это его занятие, пытаясь догадаться, что бы могла означать такая самостоятельность её сына. Но Петя с момента последней трёпки, полученной за то, что он прикрепил к ушам Хаямины материнские бигуди, хранил на своём лице такое выражение, будто он навсегда осознал вред всякого озорства. Однако какое-то смутное беспокойство закралось в материнское сердце. Беспокойство усилилось, когда Наталья Яковлевна заметила, что Митя с озабоченным лицом время от времени ходит в кухню и смотрит в окно. Окно выходило во двор, а это место подозрительно для всех мам мира.

Если бы Наталья Яковлевна знала, о чём в последние дни говорят мальчики, когда её нет в комнате, она бы полностью и надолго потеряла покой. Но так как разговоры о разбойниках из пятого дома мог слышать только Леонид Львович, братьям удалось улизнуть на улицу.

Часа через полтора, уже в разгар войны, Петя и Митя в составе отряда партизан пробирались по переулку к задам пятого дома. Им предстояло перелезть через стену и по крышам дровяных сараев зайти в тыл к неприятелю, а потом ударить по нему так, как ударили «наши» в «Александре Невском» по псам-рыцарям. От успеха этой операции зависел результат боя, и партизаны спешили. Митя с палкой Леонида Львовича наперевес одним из первых огибал последний угол, когда удивительно знакомая рука поймала его за воротник. Наталья Яковлевна полностью использовала фактор внезапности. Через секунду и Петин воротник также оказался в её руке, а ещё через несколько минут братья одновременно перелетели через порог своего жилища. Теперь Наталья Яковлевна смогла говорить, — до этого она зловеще молчала. Вернее, она теперь не говорила, а кричала:

— Нет, я больше не буду терпеть! У тебя пальто куплено месяц назад и уже разорвано! А ты — весь в извёстке! Нет, я не позволю заколачивать гвоздь за гвоздем в крышку моего гроба… За что? За что такое наказание? Украли палку у больного, старого человека! — Наталья Яковлевна плакала. Митя плакал тоже и всё рвался к дверям. Петя не плакал — ему было уже одиннадцать лет.

— Пусти нас, мама, — сказал он твёрдо. — Мы должны быть там, где сейчас все наши. Это не просто драка, мама. Это справедливая война…

— Не смей болтать глупости, паршивый мальчишка! — уже истерично крикнула Наталья Яковлевна.

— Хорошо, — сказал Петя и стал медленно снимать пальто. — Ты делаешь нас предателями, и вся ответственность за это падает на твою голову. Вот. Ты будешь мать предателей.

Теперь его голос дрожал от горечи, но он всё равно не плакал.

Кто знает, может быть, в сердце Натальи Яковлевны что-нибудь и дрогнуло после этих Петиных слов, но она ещё строже заявила, что они не будут гулять одни, не будут гулять во дворе. Она сама будет ходить гулять с ними. И вообще — хватит! Она считает разговор оконченным и уходит.

Леонид Львович лежал на спине, вытянув поверх одеяла сухие руки с давно нестриженными ногтями, и болезненно морщился. Шум и крики раздражали его. Потом он услышал щелчок задвижки — братьев заперли, и за Натальей Яковлевной хлопнула дверь на лестницу. После этого всё смолкло. Квартиру затопила тишина — густая и плотная, как осенняя вода. Леониду Львовичу почему-то пришло в голову, что в такой тишине, наверное, лежат утонувшие пароходы…

— Петь, давай дверь выломаем, а?

— Дурак ты. Вот что.

— А если в форточку?

— Малявка ты. Четвёртый этаж!

Наступила пауза.

— Теперь здесь нас все презирать будут, — задумчиво сказал за стеной Петя.

— И колотить будут, — еле слышно отозвался Митя.

Леонид Львович понял, что встаёт, когда его костлявые большие ступни коснулись пола. Левую руку он крепко прижал к сердцу, будто хотел его удержать. Правой рукой неловко накинул на плечи одеяло. Потом немного постоял, закрыв глаза, перевёл дыхание и двинулся из комнаты.

Хаямина вылезла из-под кровати и, стуча хвостом по всему, что попадалось на пути, пошла за ним.

Первым услышал шорох у двери Митя. Он тыльной стороной ладони вытер слёзы, дёрнул за руку Петю и уставился на дверь.

Задвижка щёлкнула, и дверь приоткрылась. Волосы у братьев встали дыбом — таким белым было лицо Леонида Львовича.

— Идите, — прохрипел он. — Идите. И будьте… всегда…

— Спасибо, деда Лёня! — заорал Петька, не слушая дальше.

— Спасибо, деда Лёня! — донеслось ещё раз, уже с площадки лестницы.

Хаямина сделала несколько быстрых шагов за мальчишками, но остановилась, обернулась на Леонида Львовича и виновато вильнула хвостом.

Квартиру опять заполнила тишина, но братья, конечно, не закрыли двери, и морозный сквозняк доносил с улицы приглушённые гудки машин и дальний перезвон трамваев.

1957

--">