Спуститься и подняться [Виктор Викторович Конецкий] (fb2) читать постранично, страница - 3

улетел. Что будет с машиной, если он в Чаре разболеется и застрянет надолго? Начальник горноспасателей только недавно вышел из больницы после воспаления лёгких. У него дурная специальность: то тушить пожар в шахте — а это очень жарко, то лазать в вечной мерзлоте, разбирая завал, — а это очень холодно. Вот он и простужается.

В тайге, под ними сейчас тревожно вздрагивает от низкого гула нервная кабарга; шумно несётся прочь сохатый; лениво щурится на низкое солнце извилистая речка Каренга. Хребет Черского уже далеко позади, Яблоневый тянется где-то правее. Пилота Евсеева беспокоит чересчур низкая облачность над перевалом в Чарскую долину. Он взглядывает на карту и вспоминает о корреспонденте, который зачем-то просил показать точно пятьдесят пятую параллель. Евсеев оборачивается и показывает корреспонденту, который изо всех сил борется со сном, два раза по пять пальцев. Значит пятьдесят пятая будет через десять минут.

Корреспондент вытаскивает из кармана блокнот, упирается лбом в оконное стекло и начинает изо всех сил таращить глаза. «Антона» сильно качает. Корреспондент думает о том, что самое лёгкое было бы сигануть на эту параллель с парашютом и написать пейзаж тайги, гор и портрет нервных горных коз. Это было бы точное выполнение задания редакции. На самой пятьдесят пятой параллели в Читинской области не живёт никто. Но пейзажами не отделаешься. Корреспондент вздыхает и замечает время: 20 часов 31 минута 27 июня 61 года, долгота 116°45′ вост. Потом он записывает на дрыгающемся от вибрации колене: «Ощущение пустынности и дикости вокруг. Этакий Рерих-папа. Под нами горы. Они, как тесное стадо гигантских слонов, бегут куда-то, трутся боками, они шершавые и упругие. Видны только их спины. Вдоль хребтов кожа сильно потёрта, там лысины, струпья — это гольцы. А с солнечной стороны солнце очень слепит, и ни черта толком на этой параллели не видно, вся земля, все горы там сияюще-сизо-расплывчатые, будто гигантские дымящиеся волны катят прямо в борт „Антона“; „Антон“ качается на этих волнах, потому что идём очень низко». Корреспонденту очень нравится такая образность, но он боится, что редактор всё это выкинет. Или места не хватит. И вообще, при чём здесь слоны?

Инженер Тарасов уже спит, и снятся ему, как ни странно, тоже слоны. Он два года отработал во Вьетнаме на оловянном руднике главным инженером, повидал джунгли, слонов и обезьян. Сейчас ему мерещатся слоны, лениво поливающие друг другу спины из хоботов. Слоны снятся Тарасову только тогда, когда засыпает он в хорошем настроении. Глава комиссии по обследованию взлётной полосы в Чаре доволен. Вся эта комиссия выдумана им для того, чтобы заставить авиаторов доставить его в Чару. Истинная задача Тарасова — срочно добраться в Удокан, в Намингу, чтобы провести инспекцию геологической экспедиции.

Малюсенький, шатающийся зелёный самолётик лезет в узкий и мрачный туннель между облаками и горами.

Стремительно меркнет солнце.

Делается холодно.

Внизу уже снеговые вершины.

Девять человек и две маленькие русские гончие чувствуют себя неуютно.

Сабельной яркости радуга возникает под левым крылом. Скалы и снег несутся под самым брюхом «Антона». Темнота всё сгущается.

Самолётик начинает сваливаться в Чарскую долину. Скоро посадка. Все думают о ней и морщат лбы.

Пилот Евсеев оглядывается, изучает настроение пассажиров. И решает развлечь их. Он передаёт Воронцову иностранную авторучку с изображением женщины в чёрном трико. Если авторучку перевернуть, трико с женщины медленно сползает. Пассажиры несколько оживляются. Авторучка идёт по рукам. Стандартная красавица послушно обнажается. Мужчины хмыкают и качают головами. Ручка замыкает круг и возвращается в пилотскую кабину.

Перевал позади. Радуга исчезает. Внизу, в долине, уже давно вечер. А здесь вдруг на миг вспыхивает солнце над хребтом.

Самолётик продолжает стремительное падение.

Впереди мутная от тумана взлётная полоса.

Евсеев ведёт самолёт на посадку сразу, безо всяких кругов и рассматриваний. Все вцепляются в сиденья.

«Антон» прыгает, как молодая блоха. Из-под колёс с гулом летят брызги. Но всё кончается благополучно. «Антон» стоит, пофыркивая остывающим мотором.

— Не долго мучалась старушка в бандита опытных руках, — комментирует Фраерман.

Комиссия отправляется ночевать в пилотскую комнату.

Под ногами чавкает, но взлётная полоса совсем не в таком безобразном виде, как это представлялось в Чите. Принимать самолёты можно.

Комиссия шествует мимо разрушенных могил и покосившихся крестов — аэродром граничит с кладбищем. Вечерняя тишина. Где-то мычат коровы. Туман ползёт с реки. Пахнет деревней, тихой таёжной жизнью.

Все хотят есть, но доставать еду поздно. Начальник аэропорта забегает и с той, и с другой стороны. Он чувствует себя неуверенно. Он убеждён был, что никто из Читы не прилетит. Ведь дал же он сводку о непригодности аэродрома. Конечно, полоса в дурном состоянии, это, как говорится, --">