Больница как она есть [Мадлен Риффо] (fb2) читать постранично, страница - 3

сказал он. — Послушай, скоро летние каникулы. В это время в любой из больниц Парижа или провинции хроническая нехватка персонала приобретает характер прямо-таки драматический. Для черной работы нанимают кого придется. Даже у меня парочка бродяг заправляла хозяйством в августе прошлого года! Если хочешь...

Я и нырнула — работала больше месяца, не будучи узнанной, в отделении сердечно-сосудистой хирургии, потом в хирургической реанимации, как в больницах Общественной благотворительности, так и в частном секторе. Но никогда у Поля, чтобы не плутовать.

Ежевечерне я вела дневник, с мыслью в дальнейшем его использовать. Мне не хотелось писать очерк о состоянии медицинской службы во Франции, но еще со смерти моей матери я чувствовала себя в долгу перед медсестрами и санитарками, этими «прислугами в белом», которых совсем недавно называли «сиделками»; их сверх всякой меры эксплуатируют, им платят гроши, хотя они-то ближе к больному, чем кто бы то ни было. Всегда безропотные.

Дневник мой, пусть это лишь беглые записи, посвящается им. А также множеству незнакомцев, которые хотя бы раз в жизни прошли или пройдут, задержавшись там на короткий, а то и на долгий срок, сквозь вселенную Жюстины, Симеона, Елены.

И да не будет им страшно.

«Сквозь слезы, но весело»

Меня предупредили при найме: «Вам и уборкой придется немного заняться». Я приготовилась к худшему, но, черт побери, когда, придя спозаранку, я увидела протяженность плиточного пола: общую палату на двадцать четыре койки, две дополнительные, каждая на шесть коек, изолятор, лестничные площадки, ватерклозеты, раздевалки, служебное помещение, комнату медсестры... Когда мне дали в руки щетку, ведро, половую тряпку, я призадумалась, хватит ли у меня ловкости, ничего не разбив, вымыть пол на таком необъятном, но и столь плотно загроможденном пространстве. Железные кровати чересчур близко сдвинуты, окружены хрупким лесом капельниц, стеклянными утками, тяжелыми допотопными колясками, неизменно застревающими на полпути.

Представляясь старшей медсестре, я столкнулась с Марией, девушкой, только что прибывшей из своей Гваделупы и нанявшейся одновременно со мной. Ее направили вниз, а меня на второй этаж. Не выпуская из рук половую щетку, она ухватилась за иконку, висевшую у нее на груди, и взмолилась:

— Иисус-Мария, сделайте так, чтобы я научилась мыть пол.

А меня и саму обуял страх.

Но мне повезло. В этот первый день я оказалась сверхштатной, а не одиноко брошенной в неведомую область обслуги, как Мария, хотя, по-видимому, в ее положение попадают девять из десяти «поломоек» в учреждениях бесплатной медицинской помощи. Мне Елена сказала: «Следуйте за Жюстиной. Она знает свое дело». Вот я и шла по пятам за бретонкой, повязавшей синий фартук поверх белого халата.

Зашли в ватерклозет, где были и мусоропровод, и склад щеток, и два умывальника, предназначавшихся для ходячих больных. Я сказала Жюстине:

— Научите меня.

Она могла бы поиздеваться над моей неосведомленностью. Но не сделала этого:

— Уж если приходят работать сюда — значит, иного выхода нет.

И она мне все разъяснила.

Вначале надо приготовить смесь из горячей воды, кристаллов жавеля и черного мыла.

— Не переполняй ведро. Тяжело, да и расточительно. Здесь, видишь ли, во всем нужна экономия, — наставляла она. — У тебя нет перчаток? Обойдешься и так. После пятнадцатого их уже никогда не бывает. Ты начнешь вон с того края, я с этого. Поторапливайся. Сегодня обход профессора-консультанта. Если плитки не высохнут — все заляпают... И раз уж нас двое, — добавляет она, — протрем за кроватями и по углам. Запомни мои слова: не отлынивай, тебе же самой будет хуже. Когда пятна въедаются, их и сам дьявол не ототрет.

Ухватившись за дужку ведра, уверенным взглядом окинув плиточную степь^[2], она закончила свою речь военным кличем, который я потом слышала раз двадцать: «Вперед! Хоть и сквозь слезы, но весело». Таков уж, видно, девиз этой службы.

По правде говоря, я не рассчитывала, что будет так легко, без каких-либо осложнений, наняться в первую попавшуюся, случайно выбранную больницу. В конторе по найму у меня ничего не спросили, кроме фамилии. На всякий случай я перевернула порядок имен. Но никто ничего и не собирался расследовать. Даже не пришлось извлекать на свет заранее подготовленную, почти достоверную историю: «Мне-де необходимо поработать во время каникул. Когда-то я училась в акушерской школе. Вот я и подумала...» Ни моя жизнь, ни душевное мое состояние никого не интересовали.

Моему «партизанскому» репортажу теперь мог помешать лишь медицинский осмотр.

— Раздевайтесь, — сказал доктор, не взглянув на меня. Но обнаружив шрамы — памятные знаки гестапо и алжирской войны, — он с недовольной миной поднял на меня глаза: — Думаете, вам по силам быть медсестрой?

— У меня же нет никакого диплома, я буду всего-навсего санитаркой.

— Та же работа. Даже хуже.

(Он мог бы прибавить: «Еще хуже