О воображении [Эвальд Васильевич Ильенков] (fb2) читать постранично, страница - 5


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

несется поток дождевой воды. Глаза Жуковского ищут, куда бы наступить, чтобы не промочить ног. В потоке воды валяется кирпич, мешая потоку, заставляя его упругую струю изменять направление, завихряться, крутиться… На лице ученого — напряженное внимание. В чем дело? Ничего не замечал кругом человек, а тут глаза его жадно впились в увиденное, как в интереснейшее, волнующее зрелище.

…Кирпич в обегающей его упругой струе; несутся, проделывая сложный путь, какие-то щепочки. И вот уже не кирпич видит ученый, а [37] геометрическое тело определенной формы в обегающей его струе, и не воды, а вообще упругой среды, ею может быть и вода, и воздух. Вот в представлении ученого слегка изменилась форма кирпича; изменился и характер обтекающих его струй, сместились вихри, направление их давлений на тело…

На лице Жуковского — радость открытия: до сих пор решения не было по той простой причине, что общая идея расчетов была неверна! Думали, что подъемная сила крыла зависит от прямого давления встречной струи воздуха, а дело-то обстоит совсем не так! Значит — нужны совсем иные математические расчеты, совсем иной принцип конструкции крыла!

Найдено главное — верная идея расчетов. Чисто математическая обработка — дело не такое уж сложное, его даже машина сделает. А общую идею поиска и расчетов может найти только внимательный к вещам и обладающий живым воображением человек, зорко видящий факты, умеющий из безбрежного моря впечатлений выделить то, что имеет отношение к делу, к задаче, увидеть то, что ни в каких учебниках еще не описано, не объяснено, не учтено…

А теперь представим себе, что на месте Жуковского оказался бы какой-нибудь его педантичный коллега. Он увидел бы в кирпиче лишь кирпич, ступил бы на него ногой и шагнул через ручей, продолжая размышлять и вычислять в духе неверной, вычитанной им в книгах идеи. И мысль продолжала бы бесплодно вращаться в кругу уже известных идей и уже известных математических формул.

Чтобы увидеть в кирпиче — простом единичном факте — нечто большее, чем просто кирпич (который видят и глаза собаки), увидеть частный, но весьма характерный, наглядный случай проявления общей закономерности, еще неизвестной людям, еще не зафиксированной в учебниках и не обработанной математиками, еще не получившей прав гражданства в царстве научного знания, и нужно было живое, отзывчивое и быстрое воображение — воспитанная способность преобразовывать зрительный образ, изменять его в своей фантазии.

Надо ли доказывать, что сила воображения, позволяющая искусно образовывать и преобразовывать в представлении зрительные образы, плоскостные и объемные формы, специально развивается и воспитывается именно в изобразительном искусстве — в живописи, в графике, в скульптуре, а теперь — и в кино? Надо ли доказывать, что она и создается, и совершенствуется, когда ребенок учится самостоятельно рисовать, лепить, например, на уроках рисования, на которые мы часто смотрим как на уроки второстепенной важности, не очень нужные по сравнению с уроками математики, скажем.

Альберт Эйнштейн — создатель теория относительности — видел в движении музыкальных форм процесс, который имеет органически глубокое отношение к восприятию времени. И он же проронил однажды примечательную фразу: «Достоевский дал мне больше, чем все теоретики, больше, чем сам Гаусс…» Если Эйнштейн и преувеличил, то не без основания. Достоевский мог дать стимул мысли Эйнштейна своими образами, ломающими узкие рамки формального, чисто рассудочного мышления.

Не забываем ли мы обо всем этом, когда воспитываем ребенка? Увы, забываем слишком часто. Забываем, когда думаем, что рисование — второстепенный предмет, несравнимый по важности с математикой. Забываем, когда превозносим физику за счет и в ущерб «лирике», то есть той самой литературе, которая развивает фантазию на ситуациях нравственно-личностного плана, на образах природы, приучает смотреть на природу внимательным взором мастера, а не взором равнодушного стороннего наблюдателя. Забываем, когда смотрим на уроки музыки как на воспитывающие в лучшем случае привычку «красиво» проводить вечера.

А ведь фантазия, воспитываемая большим искусством, нужна не только поэту — без нее не было бы ни дифференциального, ни интегрального исчислений, говорил Ленин. «В научном мышлении всегда присутствует элемент поэзии. Настоящая наука и настоящая музыка требуют однородного мыслительного процесса», — вторил ему Альберт Эйнштейн. Забывая об этом, мы воспитываем из ученика не математика, способного относиться к математике творчески, а лишь счетчика-вычислителя, которого завтра с успехом заменит счетно-вычислительная машина. Забывая об этом, мы приписываем независимо от наших усилий сложившийся талант природе, начинаем думать, что грамотно мыслить учить можно, но что воображение неподконтрольно нашей власти, что оно — редкий дар