Хроники ветров. Книга суда [Екатерина Лесина] (fb2) читать постранично, страница - 138


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

затем вытерла пальцы о пол. Пять параллельных полос свежими шрамами расчертили серо-зеленую поверхность.

— Я могла попробовать вытащить его. Помочь. А вместо этого убила.

— Не могла, он сломался. Вот здесь, — Тора коснулась виска. — Запутался. Зато теперь тихо. И не больно.

— Не больно.

Мертвым больно не бывает, они вообще ничего не чувствуют, тогда какого черта мне настолько плохо? И он смотрит так… с упреком, что ли. А еще спасибо сказал. За что спасибо, за смерть?

Сколько ему? Двадцать два? Двадцать три? Мало, даже по человеческим меркам. Острые скулы, жесткая щетина и длинная царапина на виске, сухие чешуйки спекшейся крови и целая лужа свежей. От запаха этой крови меня мутит.

— Если хочешь, я включу его, — предлагает Тора. — Тогда ты не будешь плакать.

— Я не плачу. Это так… в глаз попало.

Вытираю слезы.

— Так включить? — Интересуется она, подбрасывая мячик вверх. Сине-красно-желтый шар на мгновенье зависает под потолком, потом послушно, медленно опускается в детские ладошки. Включить — это значит как внизу? Еще одна игрушка, только не для Торы, а для меня? Ну уж нет, Вальрик не заслужил такого.

— Сейчас получится иначе. Смотри, я поймала. Они плохо включались, потому что тогда я не умела ловить, а теперь поймала. Правда, оно немного поломалось, но потому что хрупкое.

«Оно» и вправду хрупкое. Белый клубок тумана на ладонях Торы.

— Когда выключился, улетело, — объясняет она. — Держи. Думаю, если с этим включить, то будет как раньше. Или почти как раньше.

Теплый. Чуть вздрагивает в такт биению невидимого сердца. Страшно. Нити такие тонкие, и… шанс. Исправить, вернуть, переиграть.

— Давай, решай, — Тора дергает себя за косичку.

Решать за кого-то сложно.

— Или возвращайся, пока можно. Но лучше останься здесь, будем чай пить. С ним тебе не будет так скучно. Ну так что ты решила?

— Сделай мне дверь.

— Там не получится, если включить, то только здесь, — предупреждает Тора. — Там оно улетит и насовсем.

— Хорошо. Сделай дверь. Пожалуйста.

Не было двери, был момент перехода, оставшийся в памяти резкой вспышкой света. И равнина, светло-серая, гладкая, точно залитая стеклом. Над редкими трещинами вился серый пух пепла, а обломанная с одного края луна скользила по стеклянным волнам.

Белая капля на ладони стремительно таяла. Пусть уходит, я не желала ему зла. Я просто хотела, чтобы у этого мира появился еще один шанс.

— Ты же понимаешь, что там, на базе, не было бы настоящей жизни? Еще одна тюрьма без надежды на побег. А тут… если есть душа, то должно быть место, куда она уходит. И если мир заслужил право на жизнь, то вы с ней непременно встретитесь.

До чего патетично. И до чего глупо разговаривать с куском тумана. Ласковая лапа Ветра взъерошила волосы. Нужно возвращаться. Если здесь есть куда вернуться.

Рубеус сидел на камне. Из восьми башен Хельмсдорфа уцелела лишь одна, выпиравшая из руин обломком гнилого зуба. Анке, стряхнув меня со спины, взобрался на развалины и, расправив крылья, заслонил черно-бархатное небо. Он какой-то иной, чем раньше.

— Долго я… — спрашивать о том, что здесь было, страшно. Рассказывать о том, что случилось со мной, тошно.

— Неделю. Коннован, тебя не было целую чертову неделю.

— Прости.

На его волосах каменная пыль, а во взгляде смертельная усталость. Прикоснуться, разгладить морщинки, которых прежде не было… но все, на что хватает смелости — сесть рядом. Плечо к плечу… соратники… не хочу так, а как по-другому не знаю.

— Я боялся, что ты не вернешься. — Он нарочно на меня не смотрит. — Все гадал, выжила или нет. И не знал, где искать. И ни о чем другом думать не мог… Замков не осталось. Ни одного. — Рубеус подбросил на ладони обугленный камень. — Всего-то и понадобилось, что один удар… Орлиное гнездо, Саммуш-ун, Западный Дворец и Хельмсдорф… в осколки. Как игрушечные. Замков нет, а Ветра живы… это неправильно. Империи больше нет, и Святого княжества… ничего не осталось. Почти все крупные города… чем больше, тем сильнее разрушения. А деревни почти не тронуло. Зато линию фронта выжгло. Никого живого.

И все-таки не выдерживаю, обнимаю.

— Еще немного и я бы умер, — тихо сказал Рубеус. От него пахнет кровью и дымом, но какая разница, мне все равно, лишь бы рядом. — А еще я ни черта не понимаю в этом мире. Он совсем не такой, как раньше.

Мелкий снег осколками сбитых звезд посыпался вниз. Не такой… возможно. Главное, чтобы ненависти чуть меньше, чем в прежнем, чтобы спустя годы не пришлось платить за еще один шанс.

Поваленные, сваленные бурей деревья.