Золотая рыбка [Жан-Мари Гюстав Леклезио] (fb2) читать постранично, страница - 2
- Золотая рыбка (пер. Нина Осиповна Хотинская) (а.с. Первый ряд) 660 Кб, 191с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Жан-Мари Гюстав Леклезио
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (70) »
Его звали Абель. Он был большой, широкоплечий, в красивом сером костюме. Я знала, что у Абеля много денег, он был строительным подрядчиком, работал даже за границей, в Испании, во Франции. Но Лалла Асма говорила, что жена заставила его жить с ее родителями, несносными и чванными людьми, а они предпочитали новый город, по ту сторону реки.
Я его всегда побаивалась. Еще маленькой пряталась за занавески, когда он приходил. Он говорил: «Что за дикарка!» Когда подросла, то стала бояться его еще больше. Он так по-особенному на меня смотрел, как будто я — вещь и принадлежу ему. Зохры я тоже боялась, но это был не такой страх. Как-то раз, когда я не подмела пыль во дворе, она ущипнула меня до крови: «Ах ты, голодранка без роду-племени, подметать и то толком не умеешь!» — «Я не без роду-племени, — закричала я в ответ, — у меня есть бабушка, Лалла Асма!» Она расхохоталась, однако тронуть меня больше не посмела.
Лалла Асма всегда заступалась за меня. Но она была старенькая, и сил у нее осталось мало. У нее были огромные ноги, в синих узловатых венах. Когда она выглядела усталой или вздыхала тяжело, я спрашивала ее: «Вы больны, бабушка?» Тогда Лалла Асма ставила меня перед собой, заставляя держаться очень прямо, и смотрела в лицо. Она часто повторяла свою любимую арабскую пословицу, всегда с таким важным видом, словно всякий раз старалась поточнее перевести ее на французский:
— Здоровье — венец, который носят не подверженные немощам, а видят лишь недужные.
Теперь она больше не заставляла меня много читать и заниматься, не устраивала никаких диктантов. Почти весь день просиживала в пустой комнате, уставившись в экран телевизора. А иногда просила принести ее шкатулку с драгоценностями и столовое серебро. Однажды она показала мне золотые серьги:
— Смотри, Лайла, эти серьги будут твоими, когда я умру.
И она вдела их в дырочки, проколотые в моих ушах. Серьги были очень старые, потускневшие, каждая в форме полумесяца рожками книзу. И когда Лалла Асма назвала их — Хиляль, — мне показалось, будто я услышала свое имя, и я подумала, что эти серьги были на мне, когда меня привезли в милля.
— Они тебе идут. Ты в них похожа на Балкиду, царицу Савскую.
Я положила серьги ей на ладонь, сжала ее пальцы и поцеловала руку.
— Спасибо, бабушка. Вы так добры ко мне.
— Ну-ну, будет! — Она нахмурилась. — Я не умерла еще.
Мужа Лаллы Асмы я не знала, видела только его фотографию, она всегда стояла в большой комнате на комоде, рядом со стенными часами, которые никогда не ходили. Такой строгий господин, весь в черном. Он был адвокат, очень богатый, но изменял жене, а когда умер, оставил ей только этот дом да немного денег у нотариуса. Он был еще жив, когда я появилась в доме, но я была совсем маленькая и не помню его.
Абеля я боялась не без причины. Мне было тогда лет одиннадцать или двенадцать; Зохра раз в кои-то веки вывела свекровь на улицу, то ли к врачу, то ли купить что-то. Я не слышала, как вошел Абель, наверно, он искал меня в доме, а нашел в клетушке в глубине двора, где помещались уборная и умывальник. Он вошел, такой высокий и широкий, что закрыл собой дверной проем, и мне было никак не убежать. Но я все равно до того испугалась, что и шевельнуться не могла. Он приблизился ко мне вплотную. Двигался резко, судорожно. Наверно, что-то говорил, но я повернулась глухим левым ухом, чтобы не слышать. Абель был большой, плечи широченные, лысина поблескивала на свету. Он присел передо мной на корточки, стал шарить руками у меня под платьем, трогал ляжки, и между ног тоже, руки у него были шершавые от цемента. Словно две ящерицы, холодные и сухие, забрались ко мне под одежду. Мне стало так страшно, что сердце заколотилось где-то в горле. И вдруг опять все вспомнилось — белая улица, мешок, меня бьют по голове. А потом чужие руки, они щупают меня, давят на живот, делают больно. Сама не знаю, как я вырвалась. Кажется, от страха я обмочилась, пустила струйку, точно собака. Он отпрянул, убрал руки, и я исхитрилась мышью прошмыгнуть у него за спиной, с воплем промчалась через двор и закрылась в ванной — только она в доме запиралась на ключ. Сердце у меня колотилось, как бешеное, я ждала, приникнув здоровым ухом к двери. Абель пришел. Стал стучаться, сперва тихонько, кончиками пальцев, потом все сильнее, замолотил кулаками. «Лайла! Открой! Что ты там делаешь? Открой, я тебя не трону!» Потом он, кажется, ушел. А я села на каменный пол и прислонилась спиной к мраморной ванне — это Абель сделал ее для матери. Много времени спустя кто-то подошел к двери. Я слышала голоса, но слов не разбирала. В дверь опять постучали, и на этот раз я узнала руку Лаллы Асмы. Я открыла; наверно, у меня был очень испуганный вид, потому что она крепко прижала меня к себе. «Ну, кто тебя обидел? Что с тобой стряслось?» Я прильнула к ней и так прошла мимо Зохры. Но я ничего не сказала. «Она спятила, вот и все!» — кричала Зохра. Лалла Асма больше меня не расспрашивала. И все же с того дня она не оставляла меня одну, когда
Абеля я боялась не без причины. Мне было тогда лет одиннадцать или двенадцать; Зохра раз в кои-то веки вывела свекровь на улицу, то ли к врачу, то ли купить что-то. Я не слышала, как вошел Абель, наверно, он искал меня в доме, а нашел в клетушке в глубине двора, где помещались уборная и умывальник. Он вошел, такой высокий и широкий, что закрыл собой дверной проем, и мне было никак не убежать. Но я все равно до того испугалась, что и шевельнуться не могла. Он приблизился ко мне вплотную. Двигался резко, судорожно. Наверно, что-то говорил, но я повернулась глухим левым ухом, чтобы не слышать. Абель был большой, плечи широченные, лысина поблескивала на свету. Он присел передо мной на корточки, стал шарить руками у меня под платьем, трогал ляжки, и между ног тоже, руки у него были шершавые от цемента. Словно две ящерицы, холодные и сухие, забрались ко мне под одежду. Мне стало так страшно, что сердце заколотилось где-то в горле. И вдруг опять все вспомнилось — белая улица, мешок, меня бьют по голове. А потом чужие руки, они щупают меня, давят на живот, делают больно. Сама не знаю, как я вырвалась. Кажется, от страха я обмочилась, пустила струйку, точно собака. Он отпрянул, убрал руки, и я исхитрилась мышью прошмыгнуть у него за спиной, с воплем промчалась через двор и закрылась в ванной — только она в доме запиралась на ключ. Сердце у меня колотилось, как бешеное, я ждала, приникнув здоровым ухом к двери. Абель пришел. Стал стучаться, сперва тихонько, кончиками пальцев, потом все сильнее, замолотил кулаками. «Лайла! Открой! Что ты там делаешь? Открой, я тебя не трону!» Потом он, кажется, ушел. А я села на каменный пол и прислонилась спиной к мраморной ванне — это Абель сделал ее для матери. Много времени спустя кто-то подошел к двери. Я слышала голоса, но слов не разбирала. В дверь опять постучали, и на этот раз я узнала руку Лаллы Асмы. Я открыла; наверно, у меня был очень испуганный вид, потому что она крепко прижала меня к себе. «Ну, кто тебя обидел? Что с тобой стряслось?» Я прильнула к ней и так прошла мимо Зохры. Но я ничего не сказала. «Она спятила, вот и все!» — кричала Зохра. Лалла Асма больше меня не расспрашивала. И все же с того дня она не оставляла меня одну, когда
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (70) »
Последние комментарии
1 день 38 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 16 часов назад
1 день 16 часов назад
3 дней 3 часов назад