Киберы будут, но подумаем лучше о человеке [Дмитрий Александрович Биленкин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

стремительно развиваться, а общественные отношения нет. Устраивает вас такое Будущее?

«Научно-фантастическая» проработка темы в той или иной мере свойственна большинству рассказов сборника. Но не всем. Ничего похожего, например, нет в рассказе выдающегося итальянского писателя Джанни Родари «Карлино, Карло, Карлипо, или как бороться со скверными привычками у детей». На свет появляется младенец с феноменальными способностями, Как, почему, откуда они — неважно, никаких квазинаучных объяснений писатель не дает. Не потому, что не смог их найти, а потому, что избрал другую тему и другую художественную задачу, не человек перед лицом Будущего, а «человек и общество». Фантастика здесь служит целям скорей сатиры, чем проникновения в грядущую реальность. Привлечение атрибутов науки было бы здесь художественно неоправданно.

Но всякое подлинно литературное произведение неоднозначно. Образ Карлино в какой-то мере является символом скрытых возможностей человека.

Заброшенный в мещанскую, буржуазную среду сверхгений — вот он кто. Не терпят такое общество, такая среда никатшх гениев, душат их в колыбели, требуют «будь, как все!» Тем самым они отказываются и от Будущего, в котором могли бы раскрыться невиданные таланты и способности человека.

Научная фантастика, помимо прочего, ввела в литературу героя, какого в ней прежде не было. Обратимся к рассказу Мориса Ренара «Туманный день».

Фантастическая экскурсия в прошлое поначалу выглядит в нем чевд-то самодовлеющим, люди выписаны схематично, это своего рода «глаза», призванные фиксировать облик иной геологической эпохи. ЪЮжет быть, М.

Ренар неумелый художник? Писатель, которому не даются характеры? Однако пейзаж зрим, автор мыслит образами и тогда, когда описывает обстановку, и тогда, когда дело касается переживаний человека. Нет, тут что-то другое. И точно: под конец все встает на свои места. Главный-то герой, оказывается, не геолог, не его приятель, а весь человеческий род! Вот центральный образ, вот на что работает сюжет, вот чему подчинено все остальное.

Примерно то же самое и в рассказе Яцека Савашкевича «Мы позволили им улететь». Снова в центре внимания не столько конкретный человек, сколько род человеческий, его судьба в туманных далях грядущего.

Описан фантастический, едва ли осуществимый в действительности вариант, но «сказка ложь, да в ней намек…» В какой-то мере это верно и для фантастики.

В ней усиливается нравственный поиск. Он всегда в ней присутствовал, ярко проступал в творчестве ведущих мастеров, но были десятилетия, когда массив научной фантастики выглядел иначе. Порою само* довлеющим оказывался технический антураж, голов? — * ломный сюжет, на передний план выпирала какая-ввд* будь сногсшибательная фантастическая идея. — Всевоаможные «киберы» заслоняли человека, художественное начало умалялось. Отчасти это было связано с новизной и сложностью тематика, ее неосвоенностью, неотработанностью арсенала художественных средств, отчасти с тем, что и читатель был заворожен победней поступью научно-технического прогресса, многих прежде всего и более всего интересовали те же «киберы.» Однако шло время и восприятие происходящего- изменилось, да и в самой научно» фантастике произошло накопление художественного опыта. СталR, ясно: киберы будут, пбду-маем лучше о человеке! О человеке в грядущем мире киберов и всяких других чудес НТР.

О социальных, нравственных и прочих последствиях научно-технического нрогресса.

Этот поворот произошел во- всей мировой фантастике. Он заметен и в сборнике. Уходящая волна предста* влена в нем, пожалуй, рассказом Стефана Вайнфель* да «Поединок», где кнберы за-тедяют своих творцов.

А, например, в рассказе- Владимира Колика «Лнага» или в рассказе Анри Труайя «Подопытные кролики» в центре всего оказывается уже морально-нравственная проблематика.

И все это научная фантастика.

Новая, нетрадиционная тематика, с которой она связана, требует и особой поэтики, своей образной системы, своих средств выражения. Это огромная, мало затронутая литературоведами область исследований, в нее мы не будем углубляться. Но кое-что все же стоит отметить.

Немного остановимся на рассказе Нильса Нильсена «Ночная погоня». Не потому, что это самьш выдающийся рассказ сборника, не нете-му, что в'нем с дела» по художественное открытие, а петому, что в н-ем все наглядно, как на предметном стекле. Герой повествования ученый, творец кибернетических, «муравьев», которые едва не губят как своего создателя, так и все человечество. Приглядимся к этому образу. Он прост: безмерная любознательность, неукротимая жажда творчества и наивность — вот, пожалуй, и все краски.

Художественная бедность? Да, если сравнивать с образцами обычной прозы, характерами, выписанными со всеми нюансами, противоречиями и сложностями.

По сравнению с ними образ ученого в рассказе «Ночная погоня» типичная маска характера, а не сам характер.

Однако у тех же классиков,