Дьявол [Александр Валентинович Амфитеатров] (fb2) читать постранично, страница - 114


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

самая деятельная часть ее сложного состава, выдвигается против беса наука. «Демонизм» и «наука» — два слова, выражающие две противоположности, два взаимоотрицания, два враждебные мировоззрения и мироотношения. На заре цивилизации дикарь не в состоянии уяснить себе множества явлений природы иначе, как предположив за каждым волю и разум, подобные своим, и через то населяя мир добрыми и злыми существами, высшими, чем природа. Это — анимизм, демонизм: начало религиозной, метафизической эволюции. Но в то же время положительный опыт труда кладет начало наблюдению повторности явлений, которое замечает, что силы природы — не волевые, а дисциплинированные, в порядке известных причин и следствий, постоянными законами. Возникает наука и анализ ее, мало–помалу, сперва освобождает человека от демонического мировоззрения, но потом совершенно разрушает все здание демонизма. Средневековый человек еще видел и слышал черта во всем: в вихре, наводнении, пожаре, молнии, граде, блуждающих огнях, болезнях, в собственных мыслях и чувствах. Мы видели аббата Рикальма дошедшим в демоническом мировоззрении до того, что вся жизнь его, до глубочайших мелочей, обратилась в сплошную механику доброго и злого произвола. Нельзя не изумляться быстроте, с которой научный прогресс справился с демоническим мировоззрением, когда вглядишься в средневековую мощь его и оценишь его могущество. Водворяя на место царства произвола царство закона и необходимости, наука логически перегоняла черта с позиции на позицию, постепенно погашая власть его над явлениями, покуда не вытеснила его со всех постов и не оставила ему ни одного опорного пункта ни на земле, ни на небе. Более того. Психология показала нам, как и почему родился черт; из каких элементов духа нашего он сформировался, и мы, отрицающие черта, знаем его и о нем гораздо больше, чем те века, которые в него верили. Г.Гейне в одном своем сонете говорит, как однажды он, вызвав черта, узнал в нем одного своего знакомого. Еще вернее было бы сказать, что, приглядевшись к черту, мы обыкновенно, узнаем самих себя.

Удивительное круговращение судеб в подлунном мире! Умирает и исчезает, благодаря науке, тот самый черт, которого еще так недавно считали ее отцом и подстрекателем. Satis scis, si christum scis, — довольно тебе науки,

что ты христа знаешь. С высоты этого положения средневековая наука аскетов и попов подозрительно рассматривала всякое естественное знание, а натуралистов обвиняло в союзах и договорах с дьяволом, старым лгуном, обманувшим женщину обещанием посвятить ее в науку. Eritis sicut deus scientes bonum et malum. И триумфы науки и рост новой цивилизации, во взаимодействии с которой созидает она исторический процесс, оплакивались и проклинались, как триумфы и рост дьявольской силы.

Цивилизация не забыла в победе своей этой заслуги беса и отблагодарила его устами своих поэтов, превративших дьявола в светлый и могущественный символ бесстрашного и неутомимого знания. «Дух отрицания, дух сомненья» рушит догматы и искореняет предрассудки, бунтует мысль и страсть, поражает все виды духовной тирании и утверждает свободу, под широкими

крыльями которой нарождается жизнь нового человечества. Вольтер называл своих друзей и единомышленников, в том числе Д'Аламбера и Дидро, «братьями во Вельзевуле» (freres en Belzebouth), против чего католические попы решительно ничего не возражали. Мишле посвятил этому символическому Сатане свою «Ведьму» (La Sorciere). Кардуччи прославил его в знаменитом своем могущественном гимне:

Будь славен, Сатана, Salute, о Satana,
Восстанья сила, o ribellione,
Величье разума o forza vindice
И мщенье мысли. della ragione!
Тебе — моления Sacri a te salgano
И дым кадильный: gl'incensi e I voti:
Поповский Егова hai vinto il Geova
Тобой низринут. de'sacerdoti.
Другой поэт, Бодлер, призывал Сатану на помощь тоске своей звуками божественной молитвы:

О toi, le plus savant et le plus beau des Anges,
dieu trahi par le sort et prive de louanges,
О Satan, prends pitie de ma longue misere!
О Prince de l'exil, a qui l'on a fait tort.
Et qui, vaincu, toujours te redresses plus fort,
О Satan, prends pitie de ma longue misere! .
… … … … … … … … … … …
Pere adoptif de ceux qu'en sa moire colere
Du Paradis terrestre a chasse dieu le pere,
O, Satan, prends pitie de ma longue misere!
Побежденный обращается в победителя, возвращается на небо, откуда был изгнан, и уничтожает своего вечного врага. Марио Раписарди (ум. 1912) описал эту конечную победу Люцифера удивительными стихами…

Поэтические символы и мифы нео–сатанического культа не могли не вызвать обратного поэтического движения. В «Армандо» Прати Сатана (Мастрагабит) умирает от истощения сил. В небольшой поэме Максима Дюкана (Maxime Du Camp) «Смерть Дьявола» Сатана просит у бога смерти, как милости, и погибает под пятою Евы, когда–то им обманутой, причем последняя совершает акт не мщения, но милосердия; В развеселой песенке Беранже дьявол умирает, отравленный св. Игнатием Лойлою, основателем ордена иезуитов. Монахи и попы на сем свете от известия о смерти дьявола пришли