2medicus: Лучше вспомни, как почти вся Европа с 1939 по 1945 была товарищем по оружию для германского вермахта: шла в Ваффен СС, устраивала холокост, пекла снаряды для Третьего рейха. А с 1933 по 39 и позже англосаксонские корпорации вкладывали в индустрию Третьего рейха, "Форд" и "Дженерал Моторс" ставили там свои заводы. А 17 сентября 1939, когда советские войска вошли в Зап.Белоруссию и Зап.Украину (которые, между прочим, были ранее захвачены Польшей
подробнее ...
в 1920), польское правительство уже сбежало из страны. И что, по мнению комментатора, эти земли надо было вручить Третьему Рейху? Товарищи по оружию были вермахт и польские войска в 1938, когда вместе делили Чехословакию
cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
сосульки. Весь он был какой-то уж очень неухоженный. Видимо, судьба опустила его на: самое дно жизни.
— Так нельзя ходить! — воскликнул он вдруг после очередного хода Василия Лукича. — У вас на эф6 полетит ладья.
— Потрудитесь помолчать, — сказал мой чиновник в раздражении. — Я не спрашивал вашего совета.
— Извините, — быстро проговорил молодой человек, покраснел и потупился. Мне стало его жалко, как жалко мне было всех людей опустившихся, униженных, раздавленных бедностью, а этот человек еще и интриговал меня.
— Вы любите шахматы? — спросил я его с улыбкою.
— Люблю? — переспросил он и прищурился. — Да нет, не очень… Так просто, хоть какое-то развлечение…
— Развлечение, — угрюмо пробормотал Василий Лукич. — Вам бы, милостивый государь, каким бы делом заняться, а не развлечениями-с.
— Дело?.. — странно повторил тот и как-то прозрачно глянул на старика-чиновника голубым своим взором. — Я бы рад заняться делом, только какое, к черту, тут у вас может быть дело!..
— Вы из провинции? — спросил я его, чтобы вызвать на беседу.
— Нет, я москвич, — ответил он и усмехнулся. — А что, так непохож?
— Да нет, отчего же…
— Вид у меня, конечно… — сказал он. — Прямо скажем, не Онасис.
— Кто? — переспросил я из вежливости.
— Онасис, — сказал он и тихо рассмеялся. — Да вы не знаете. И, что самое интересное, никогда не узнаете. Он, наверно, еще и не родился. — И опять тихо засмеялся.
Я посмотрел на него с жалостью. Видимо, невзгоды повлияли на его психику и он заговаривался.
Но чиновник Василий Лукич почему-то страшно осерчал. Он повернул к незнакомцу лицо, одарил его презрительным взглядом и надменно выговорил толстыми губами:
— Потрудитесь замолчать, милостивый государь! Потрудитесь не встревать в игру-с! — Потом он оборотился ко мне. — Извините, господин студент, но продолжать сегодня у меня нету желания-с. До следующего, более удачливого раза! — Он неуклюже поднялся, отвесил мне неуклюжий поклон и удалился.
Молодой человек скривил губы в усмешке.
— Надутый дурак, — молвил он небрежно. — Господи, сколько же на свете было дураков. А мне всегда казалось, что раньше их было меньше. — Он перемешал на доске фигуры. — Давайте сыграем… господин студент?
Он выиграл у меня партию моментально, с блеском. Я крайне удивился и ошарашенно посмотрел на моего партнера.
— Вы… шахматист? — спросил я глуповато.
— Нет, — покривился он. — Даже не любитель. Наивысшее достижение второе место на первенстве школы… — Он пристально посмотрел на меня. Послушайте, как, вас зовут?
— Анатолий Иванович…
— Меня зовут Павел Петрович… Просто Павел. Сколько вам лет?
— Двадцать пять, — ответил я, начиная удивляться этому допросу.
— Мне тоже двадцать пять, — сказал он. — Вы — студент?..
— Бывший студент, — печально поправил я.
— Ну хорошо, пусть бывший, — он заговорил горячо и страстно. — Вы молодой, образованный человек, не косный, не глупый, способны ли вы поверить в очень странную, необъяснимую историю?.. — глаза его горели странным огнем. — Способны?
— Не знаю, — сдержанно пожал я плечами.
Уж столько раз я сталкивался во время моих хождений по улицам и бедным трактирам, во время житья в нищих комнатах с подобными любителями рассказывать небывалые истории. Доведенные нуждой до отчаяния, люди пытались хоть этими историями как-то оправдать или же выставить себя в интересном, выгодном плане. Но чувствуя себя литератором, писателем, обязанным прислушиваться к боли человеческого сердца, я слушал эти небылицы и, видимо, доставлял большое облегчение рассказчикам, жаждавшим выговориться. Почему бы мне не выслушать и этого одинокого и жалкого человека?
— Ну что же, — вновь пожал я плечами. — Расскажите…
— Кто вы по профессии? — спросил быстро мой новый знакомый. — Гуманитарий или техник?
— Я учился на юридическом, — начал я. — Родители мои, обедневшие дворяне, продали имение и переехали в Москву, но здесь батюшка умер, почти ничего нам не оставив. Вскоре умерла и моя бедная мать, и я вынужден был прервать занятия. — Я невесело усмехнулся. — Что ж, у меня нету средств, увы. Но я пишу, я много пишу, занимаюсь поэзией, прозой, также переводами. Пока, правда, я еще не нашел издателя, но со временем…
— Феноменально! — воскликнул Павел и улыбка появилась на его бледном лице. — Это же гениально, что вы литератор! Тогда давайте так, врубите все свое воображение и постарайтесь воспринимать все, что я скажу, как реальность… — Он нервно облизнул губы. — Слушайте. Представьте, что молодой человек, допустим я, живет в Москве, но только через восемьдесят лет. Не в Москве 1902 года, как вы, а в Москве конца двадцатого века. И этот человек… он тоже молодой литератор… этот человек выходит из своей квартиры, спускается в лифте вниз, выходит из подъезда… — Павел сделал паузу и страшно округлил глаза. — И выходит на восемьдесят лет раньше, в 1902 году!..
Я было поначалу подумал,
Последние комментарии
28 минут 2 секунд назад
23 часов 49 минут назад
1 день 7 минут назад
1 день 16 минут назад
1 день 17 минут назад
1 день 20 минут назад