Зеркало перемен. 1. Дарующая жизнь [Тамара Воронина] (fb2) читать постранично, страница - 3

на рубашке и торчащие из веревок махры. И взгляд в крапинку. И чутошную понимающую улыбку, адресованную ей. А на таких, как она, мужчины не смотрят, если нос к носу не столкнутся.

– Черт меня побери, – немножко повысился голос мачо… Нет, не повысился. Стал каким-то трубным. Глубоким. Такими в кино пришельцы разговаривают перед тем, как аборигеном подзакусить. – Черт меня побери, женщина, если тебя еще и зовут Делиена…

Лена повернулась… скорее, чтобы не свихнуться окончательно, чем для лицезрения мачо, и язвительнейшим тоном проворковала:

– Можете не волноваться, меня зовут гораздо проще – Елена.

И взгляд мачо стал таким же, как у худого: понимающим и осязаемым.

– Делиена… Надо же. Столько лет не встречал. С возвращением.

Он отвесил Лене поклон. Не шутливый. Вот просто взял и склонился, заложив за спину одну руку и прижав в груди вторую, постоял так, согнутый, не меньше чем полминуты и выпрямился. Лена, не меняя тона, улыбнулась так любезно, что ей самой во рту сладко стало.

– Не припомню, сударь, что встречалась с вами даже и в той жизни.

– Это в какой? – озадачился мачо. – Жизнь – она жизнь и есть, что значит – в той? У вас там что, в реинкарнацию верят? В эту дребедень?

– У нас тут много во что верят…

– У нас? – усмехнулся мачо. – Ты от шута-то глаза оторви, по сторонам глянь.

Лена демонстративно глянула, и первое, что она углядела, была та самая довольная собой девчонка… только вместо голопупой маечки и кургузого пиджачка на ней было платье с вырезом до того самого пупка и высоким разрезом в пышной юбке, через который она гордо выставляла тощенькую ножку. Смотрелось это куда более неприлично, чем штанишки туже кожи и голое пузо. К ней жались сразу трое лиц мужского пола: старичок в мешковатом лапсердаке, оборванец с немытой рожей и зеленый мальчишка с увесистым кинжалом на поясе. Расшитом золотой ниткой и усеянным стразами неестественной величины. «Смотри, смотри, Делиена, – посоветовал голос, – много интересного увидишь».

Банально безликий современный город размывался, меняясь на столь же банально безликую декорацию для съемок костюмного фильма. Бетон модифицировался в каменную кладку, асфальт – в брусчатку, куб центробанка украсился плющом и портиком с колоннами… Крыши вытягивались вверх, украшались флюгерами, шифер таял и становился разноцветной черепицей. Окна меняли форму и даже цвет – никаких банальных пластиковых рам, только дерево, только стекло – мутное, неровное и, надо признать, грязноватое. Выпячивались балки, которых раньше просто не было. Размывались столбы и рассыпались невидимой пылью провода, рекламные щиты сами собой перерисовывались в вывески, а приземистое здание мэрии, по недоразумению называвшееся памятником архитектуры, становилось вполне соответствующим табличке… Стоявший неподалеку парень в бабски вышитом жилете выдал своему соседу тираду из обыкновенных и вроде вполне литературных слов, но отчего-то сразу стало ясно, что это поток так называемой площадной брани, витиеватой и красочной, ничуть не похожей на классический русский мат. Голова закружилась так сильно, что Лена привалилась к стене, не заботясь о том, что испачкает светлое платье – город не отличался чистотой… а вместо песочного цвета польского платья чуть ниже колен на ней было нечто черное почти до земли. Мачо поддержал ее под руку. Сапоги-штаны-куртка – и шпага на перевязи. Длинная. В простых ножнах и с впечатляюще потертым эфесом – ей явно нередко пользовались.

– Сейчас привыкнешь, – пообещал мачо. – Ты быстро привыкаешь, Странница. Уж я-то знаю.

Или филиал Голливуда переехал в Новосибирск, или филиал дурдома обосновался. А площадь Ленина – место для выгула пациентов. Большого количества пациентов.

Что-то скользнуло по щеке, и Лена стремительно обернулась. Это опять был взгляд человека у креста. Плешивый стоял в паре метров от него, делая странные телодвижения, словно лассо сматывал, а потом размахнулся, что-то взвилось в воздух, и толпа дружно выдохнула жадное «А-ахх!» А поперек белой рубашки проявилась красная полоса, сначала узкая, потом начавшая расширяться. И Лена легко осознала, что это расплывается кровь.

– Тьфу ты черт, – проворчал мачо, – вы со своим научно-техническим прогрессом начисто отвыкли от вида крови наяву, верно? Но ты смотри. Ты не на кровь смотри, смотри ему в глаза. Ты видела когда-нибудь глаза человека перед казнью? Смотри. Редкое развлечение…

Лена, как в автобусе, словно невзначай сунула назад локтем, и очень удачно. Мачо зашипел, невнятно и непонятно выругался и крепко взял ее за руку.

– Делиена, что с тобой? Черт меня возьми, ты что, впервые?

И такая смесь ужаса-удивления-восхищения и гордости была в его снова трубном голосе, что Лена невольно оглянулась. Во взгляде мачо были те же эмоции, что и в голосе.

– Почему отсюда так хорошо видно? – невпопад спросила она. Мачо опешил, секунду посоображал и отмахнулся левой рукой, которой придерживал на боку шпагу.