За строками протоколов [Игорь Евсеевич Быховский] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

тоже.

— Об освобождении просит?

— Просит. Пишет, что стал честным человеком, — сам знаешь, что в таких случаях пишут, — заключил Коваленко.

Возразить, вроде, было нечего. Разговор сам собой прекратился. Харитонов продолжал заниматься своим делом, а Коваленко закончил короткий ответ на жалобу Лысикова.

«Начальнику исправительно-трудовой колонии.

Прошу объявить заключенному Лысикову Н. П. на его жалобу, что арестован он правильно и оснований к его освобождению либо к снижению меры наказания в материалах дела не имеется.

Прокурор области
государственный советник юстиции
3-го класса (Толмачев)».
* * *
Николай проснулся оттого, что затекла рука. Повернулся на другой бок — те же жесткие нары. Тюрьма! Двенадцать лет!.. Мне будет тогда тридцать семь...

Сон не шел. Отчетливо вспоминалось далекое, то, что хотелось бы выкинуть из жизни, из памяти. Но оно вспоминалось...

— Боишься? — со злобой прошипел Костя Васильев и больно толкнул в бок костлявым локтем. — Трус в карты не играет! Понял?

— Не дрейфь, — сказал Валька. — С нами не пропадешь...

Они пробирались пустынной ночной улицей. Николай шел «на дело» первый раз в жизни. «Хоть бы милиционер навстречу попался, или патруль. Ну хоть что-нибудь бы произошло, только бы не дойти до магазина», — думал он.

Но никого... Тишина.

На углу остановились, Костя сказал:

— Всё будет без шума. Понятно? Ты стой на улице и смотри в оба, а мы с Валькой со двора махнем. Если что, свисти! Понял? Вздумаешь уйти — вот! — И Костя вынул из кармана пистолет.

Николай остался один. Только бы кончилась поскорей эта ночь!.. Он забился на крыльцо соседнего дома и прижался к запертой двери...

После смерти бабушки оборвалась последняя связь Николая с миром взрослых. В школу ходить он перестал. Побои мачехи стали казаться больней, больше страшило пьянство отца. Плохо было мальчишке в родном поселке. Мимо мчались дальние поезда, а им вслед уносились мальчишеские мечты. Пытался уехать, но его, безбилетника, сняли с ленинградского поезда...

И вот теперь, на пути к неизведанным далям, к большим городам — эта ночь...

«Скорее бы всё кончилось; возьму свою долю, и дай бог ноги. Только бы скорей, скорей...» — думал Николай.

В магазине послышался скрип, шорох, затем еще скрип и приглушенный голос. Сейчас выйдут, Костя махнет рукой, и всё.

Но никто не выходил.

Издалека донесся стук колес. «Московский, — подумал Лысиков. — Четверть пятого. Вот возьму завтра и уеду в Москву...»

Послышались мягкие шаги: по улице шел сторож. Николай затаил дыхание. Сердце стучало как будто на всю улицу. Казалось, некуда скрыться, от взгляда сторожа, а смотрит он прямо на него, Николая.

Но сторож спокойно направился к дверям магазина, потрогал замки, не спеша пошел к углу дома.

Всё! Надо свистеть. Надо!

Во дворе раздался негромкий стук, и сторож неуклюже кинулся к калитке. Лысиков сунул дрожащие пальцы в рот, но вместо свиста получилось какое-то шипение. Тогда он бросился к магазину с бессмысленным криком: «Атас, атас!» и побежал вслед за сторожем в калитку.

Во дворе Валька Зарубин молча вырывался из рук сторожа, а тот дребезжащим тонким голосом кричал: «Караул! Не уйдешь, гадина!»

Валька бил сторожа свободной рукой, но тот не отпускал его и, задыхаясь, звал на помощь. Из магазина подоспел Костя, на бегу сунул руку в карман. Короткая вспышка осветила стену дома, прогремел выстрел. Запыхавшиеся парни подбежали к Николаю.

— Чего стоишь, остолоп!? — прохрипел Костя. — Смывайся, пока не поздно!..

Бежали сперва вместе. Потом Валька куда-то исчез. Костя повернул к станции. Лысикову было всё равно, и он побежал за ним.

На пустыре за вокзалом перевели дух. Костя вынул папиросы и дал закурить Лысикову. Руки дрожали, спички ломались, и Костя с бранью бросал их на землю.

— А ты, раззява, почему не свистел? Душа в пятки ушла? — вдруг набросился он на Николая и выругался. — Хрыч-то крепкий оказался. Ну ничего, выручка — вот она. И часики бы взяли, если бы не старый черт.. Ладно. Смываться надо. Шуму наделали.

— Давай, Костя, на первом дачном уедем, — сказал Лысиков.

— Чтобы тебя схватили на вокзале! Вот темнота! Сейчас в город ехать и не думай: кругом мильтоны. Потопали на соседнюю станцию, пока не рассвело!

Дошли до разъезда. Костя в пристанционной уборной пересчитал деньги — больше пяти тысяч. Тысячу сунул Николаю.

— А теперь чеши отсюда! Вдвоем опаснее. Напороться можно.

Костя ушел. Как только открылось окошечко кассы, Лысиков купил билет до Заречья. Через полчаса пришел поезд. Николай поднялся в пустой вагон, сел у окна и задремал...

— Вставай, парень, приехали! — кто-то тряс его за плечо.

Лысиков открыл глаза. Было светло. Перед Николаем стоял сержант милиции с малиновыми погонами, рядом — мужчина в штатском...

И вот отделение дорожной милиции. Обыск. Деньги, лежащие на столе. Глупые объяснения, что нашел на вокзале. И самое