Поиски путей [Максим Андреевич Далин] (fb2) читать постранично, страница - 4

пор, из Всегда-Господ. Мои ребята смотрят благодарно, зеваки отпускают шуточки, парень делает ко мне два шага — и бухается передо мной на колени. Я вытаскиваю кошелёк, отдаю Ар-Нелю: "Заплати", — и поднимаю раненого на ноги.

Он приваливается ко мне всем телом, поднимает глаза:

— Неважно, что вы — Вдрызг-Неизменный, неважно… я не вор, не верьте… я буду вам предан…

— Уважаемый Господин, — встревает хозяин с моим кошельком в руках, — пойдёмте в Дом, там старухи сделают всё, что надо — заштопают вашу рабыню, кровь остановят…

— Мы с Ча пойдём, пожалуй, домой, — говорит Юу, расплываясь в улыбке. — Нам не годится встревать.

Ар-Нель наблюдает за мной, тоже улыбаясь, качает головой:

— Много нужно крови, чтобы тебя согреть, Ник…

Из дверей Дома и окон первого этажа, приоткрыв пергаментные ставни, выглядывают женщины. Зеваки втягиваются внутрь, чиновник с конвойными солдатами удаляется.

Я поднимаю плащ и укутываю шкета, которого мелко трясёт, то ли от холода, то ли от напряжения. Иду с ним к Дому — и думаю о том, как основательно я влип.

Нас — меня и раненого — провожают в Дом Порока. Женщины без накидок, в корсажах, поднимающих полуобнажённую грудь под самый нос, и коротких пёстрых юбках с разрезами до пояса, якобы обтрёпанных по подолу, с высокими причёсками и подведёнными глазами, следят за нами тревожно и печально. Мы проходим просторный зал — понятия не имею, зачем он нужен, не для танцев же — и по длинному коридору добираемся до комнатушки, отделённой от других условной перегородкой из фанеры, оклеенной бумагой. В комнатушке — неизменный фонарик с Добрым Словом (в данном случае — довольно-таки глумливо звучащее здесь: "Любовь поднимает до Небес"), широкая тахта, обтянутая плотной тканью в засохших бурых пятнах, кадка с водой и кувшин. Вместо двери — шелестящий полог из стеклянных шариков, нанизанных на длинные нити. Стены проводят звук идеально — можно отчётливо расслышать в соседних "нумерах" нервное хихиканье, ругань, стоны, крики, хохот, кажется, звуки ударов, бренчание на лютне…

Что можно чувствовать в этом бардаке?

Старуха приносит полоски ткани, пропитанные кровеостанавливающим бальзамом, прокалённую иглу и нитки — в полной готовности заниматься тут хирургией. Я выпроваживаю её. Мой внезапный раб стаскивает пропитанную кровью рубаху, полминуты думает — стаскивает и сапоги с штанами. Тяжело садится на койку и глядит на меня.

И я на него смотрю. Ему здорово досталось — две глубоких раны, не считая порезов. Тощий гибкий шкет, отлично развитая мускулатура. Костлявый, угловатый. Без тени того сомнительного шарма, которым полон милый-дорогой Ча, и которого в избытке наблюдалось в Ра, пока она ещё была мальчиком — того, который намекает на метаморфозу, на то, что перед тобой не мужчина, а "условный самец".

Чёрта вот с два! Этот выглядит совершенно безусловно. Как Н-До или Юу, скажем. Или как Государь — потенциальный доминант, короче говоря. Он мне очень симпатичен, но не могу же я, право, представить этого шкета в своей постели! В принципе! Тем более, что перед этим мне полагается откромсать от него кусок, а потом, прости, Господи, поиметь в открытую рану… На это я не пойду — даже эксперимента ради. Даже думать на эту тему как-то…

Правда, Лью тоже примерно так выглядела, и на её метаморфозу это не повлияло… но я землянин, а не местный герой-любовник, зацикленный на крови, всё-таки. Чтобы рискнуть сыграть здесь в любовь, землянину надо быть маньяком… да и неизвестно, как тело инопланетчика среагирует на мою биохимию.

Нет уж. Никаких опытов на живых людях… даже и на нелюдях.

Не рискую обрабатывать рану тем, что бабка принесла — не факт, что оно хоть относительно чисто. Смачиваю платок собственным "горским бальзамом", стираю кровь, заодно дезинфицирую. Пациент смотрит на меня с полуулыбкой — и вдруг обнимает за шею и целует в щёку со страстью детсадовца и эротизмом точно того же уровня. Но искренне. Проявление безгрешной благодарности.

— Кончай лапиться, — говорю я. — Тебя вправду надо заштопать.

Он безропотно отстраняется. Я протираю иглу и зашиваю его по всем правилам искусства. Он терпелив, держится хорошо — только сбивает дыхание и зрачки, как блюдца. Я с ним разговариваю, чтобы отвлечь.

— Как зовут?

— Ри-Ё из Семьи Най, — говорит он, стараясь не заорать.

— Ишь ты, Имя Семьи… Дворянин, что ли?

— Нет… Отец был цеховой мастер, глава гильдии стеклодувов. Он недавно умер.

— Стеклодув, ага… Хорошие легкие, долгое дыхание… Где так драться навострился, Ри-Ё? Ты — отличный боец.

— В детстве хотел в Армию Государя. Сосед — Господин Сотник в отставке, он учил меня…

— Не позволили в Армию?

Вздыхает, кусает губы.

— Отец умер, Мать болеет… Братья — ещё дети. Пришлось остаться дома, продолжать традицию… но я тренировался. А потом… грязная история вышла.

— Тебя подставили?

Снова вздыхает, со всхлипом.

— Прости, Господин. Не хочу