Кремлевский заговор от Хрущева до Путина [Николай Михайлович Анисин] (fb2) читать постранично, страница - 5

соорудив ГКЧП — Госкомитет по чрезвычайному положению, действительно хотела спасти от распада великое государство и изменить политику в пользу большинства?

Я развел руками:

— Единственно правильного мнения на сей счет не имею. Абсолютно точно знаю: Председатель КГБ СССР, член ГКЧП Владимир Александрович Крючков, уезжая с дачи в день изоляции Горбачева в Форосе, сказал жене — Екатерине Петровне: «Не успел вот убрать черноплодную рябину. Теперь ее птички поклюют». Что стоит за этой фразой? Возможно, сговор с Горбачевым: сегодня я приказал запереть Михаила Сергеевича в Форосе, а завтра он с триумфом оттуда выйдет и мне, Крючкову, придется малость посидеть в тюрьме — до того, как птички склюют мою рябину.

Кто-то, видимо, в составе ГКЧП был предателем, кто- то — трусом. Поэтому послушная комитету винтовка не выстрелила и не разогнала полупьяную толпу. И она своими криками сделала Ельцина главным в Кремле и позволила ему разгромить союзный Центр. Сейчас винтовка тоже, скорее всего, будет молчать — де-юре она подчиняется и. о. президента Руцкому, де-факто — низложенному президенту Ельцину. А ему ей, винтовке, возжелай он крови, с какой радости повиноваться? Так что…

— Не стратегически мыслите, сударь, — не дал мне договорить Павлов. — Приснопамятный ГКЧП — верхушка айсберга номенклатуры — плыл туда, куда дрейфовала основная глыба. А она уже успела словить кайф от того капиталистического уклада, который сладили в недрах социализма Горбачев с Рыжковым. Номенклатура богатеть хотела, а не наводить прокукареканный ГКЧП порядок. Будь все не так, чины из ЦК КПСС, Совмина СССР и силовых ведомств сгрызли бы кого угодно. Горбачев, даже при шу- рах-мурах с кем-то из ГКЧП, вечно куковал бы в Форосе, а Ельцин, который, по сути, устроил мятеж против законного органа союзного правительства, пилил бы лес в красноярской тайге. Но у высшей советской номенклатуры не было стимулов драться за власть. С потерей постов главные чиновники в ЦК и министерствах СССР ничего не теряли — у всех уже были свои теневые фирмы, банки, совместные с иностранцами предприятия, доход от которых превышал все номенклатурные блага. А теперь иное время на дворе и иные ставки в драке за власть.

Павлов огладил свою иссиня-черную бороду:

— Вокруг Ельцина стоит круг лиц, имеющих не деньги, а огромные деньги. Его уход из Кремля не только создает им проблему — как сохранить и приумножить капитал? — но и открывает некоторым вид на тюремную решетку. Любому из них очевидно: в схватке Ельцина с парламентом толпа на нашей стороне. Поэтому они бросят мешки рублей и долларов на то, чтобы одних с винтовкой сбить с понталыку и удержать от вмешательства в схватку, а других — сделать наемными убийцами. Ну а ты, я надеюсь, понимаешь: вопль толпы перед пальбой винтовки — ничто.

Железные вроде бы доводы Павлова меня не разубедили. Выстрелит ли винтовка — бабушка надвое сказала. А превеликая толпа с победительным духом — вот она — у стен парламента.

Сказанное Павловым о подкупе винтовки я вряд ли бы скоро вспомнил, если бы через пару часов от шелеста огромных денег не хрустнула моя правая ключица.

В сумерках Дом Советов наглухо изолировали. Вся территория вокруг него была оцеплена поливальными машинами и колючей проволокой. У единственного прохода к парламенту меж стадионом «Красная Пресня» и сквером, где был пост из пяти милиционеров в обычной форме, теперь стояла в два ряда орда ОМОНа — в бронежилетах, в касках, с пластиковыми щитами и резиновыми дубинками.

Прочь следовавших от Дома Советов омоновцы выпускали и никого к нему не пропускали. Драли глотки, выставляя пред собой мандаты, депутаты Моссовета. С благим матом тыкались в бронепластиковый заслон неомандатченные граждане. ОМОН не внимал ни тем ни другим: проход туда был закрыт для всех.

Ор толпы мало-помалу оборачивался в единый воинственный гул: по какому праву нас лишают свободы передвижения по городу?! С теми, кому перекрыли дорогу, объединялись уходившие от Дома Советов. Возмущенные человеческие тела у рядов омоновцев набирали ту критическую массу, которая способна была продавить и разметать заслон. И тут раздался диковинный грохот.

Я околачивался на правом краю толпы и при гвардейском моем росте мог все вокруг обозревать. Грохот издавала как из-под земли явившаяся с трех сторон тьма солдат в шинелях и стальных зеленых касках. Шагая к толпе, солдаты лупили дубинками по щитам в их руках: всех сейчас будем мутузить!

Поголовного избиения не свершилось. И солдатики срочной службы из дивизии внутренних войск, как читалось по их погонам, и толстомордые мужи из ОМОНа обрушили дубинки на толпу как-то нехотя, лениво. Они не столько удары наносили по людям, сколько пугали их взмахами дубинок. Но масса солдат и омоновцев превышала массу толпы, и та вытеснена была по переулку на магистраль — улицу 1905 года. Толпа разлилась по тротуару, омоновцы и солдаты отхлынули назад к Дому Советов.

Паники в толпе натиск