Мертвая пехота [Юрий Александрович Погуляй] (fb2) читать постранично, страница - 3

Книга 175668 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

части, со скучающими и постными лицами обитателей, мимо столовой, вечного пристанища старших тактиков и ловуров. Служба есть служба. И Элаю она не нравилась. Армия должна воевать. Солдат обязан сражаться.

Иначе наступает летаргия.

С такими тяжелыми мыслям Ловсон добирался до офицерского квартала, представляющего собой ровные ряды небольших коттеджей, разделенных аккуратными лужайками, аллеями, дорожками. Его дом находился чуть на отшибе. На углу этого "квадрата-обитания". В сотне футов от серого забора, кое-где потрескавшегося от натиска джунглей. С соседями Элаю повезло. Слева жил ловур Тэмс, в прошлом году подравшийся на пьяную голову в одном из кабаков на станции, и прошедший модификацию в храме Медикариума. Теперь угрюмый, недружелюбный офицер кулаки не распускал и вел себя тихо-тихо. Ловсон видел его только на построениях, и понимал, что перед ним уже не тот Тэмс, с которым он служил раньше. Того Тэмса прикончили жрецы Медикариума, как пить дать. Выдавили душу шумного солокерца из тела, и поместили туда мертвеца.

Позади жил старший тактик Бойл "Дубина". Туповатый, грузный, и необычайно ответственный командир. Элай ему доверял. Знал, что "Дубина" расшибется в лепешку, а поставленную задачу сделает, даже если ею окажется сортирная яма, в которой можно похоронить Лоденского Мамонта. Звание старшего тактика для Бойла было потолком, но при этом и пиком воинской карьеры. Но больше всего Ловсон любил "Дубину" за гробовую тишину в его доме. Бойл вечно пропадал где-то в казармах, среди солдат, а когда возвращался — вел себя тише смерти. И лишних вопросов никогда не задавал.

Поднявшись на крыльцо, дождавшись щелчка замка, Элай попадал в полумрак опостылевшего жилища и молча переодевался в гражданское. Деловито, собранно, без единого лишнего движения. В его комнатушке хватало милых излишеств, являющих собой предмет черной зависти даже для старшего командного состава. Но Ловсону было нужно что-то большее, чем бесконечный офицерский бар, да щепотка прокхатовской дури. Ему хотелось строить новый мир вместе с жителями Города-на-скале, видеть, как воплощается в жизнь его мечта, и чувствовать, как жизнь вновь обретает смысл.

А не торчать цепным псом в джунглях, выполняя бессмысленную и скучную работу. Изо дня в день подхлестывая обленившееся военное чудище Империи.

Перед самым выходом он аккуратно складывал черный плащ стратега, бережно разглаживал ладонями шелковистую ткань и долгое время смотрел на серебряную вышивку, прежде чем закрыть ящик. Вид раскрытой книги, его родового герба, словно помогал справиться с тяжелыми мыслями. Напоминал Элаю, что он не один. Что на далекой Приме, в нескольких звездных системах отсюда, в поместье на берегу Глубокого озера его ждет мама, отец и Санни, любимая жена.

Перед выходом он подходил к зеркалу, несколько минут смотрел на крепкого длинноволосого мужчину, с острой русой бородкой, и ему всегда казалось, что он видит не свое отражение, а совсем другого человека. Не волевого командира, а художника, который оказался не в том месте и не в то время.

Ловсон плотно закрывал за собой дверь, по привычке дергал замок и на пару мгновений задерживался на крыльце, вдыхая влажный, густой воздух Раздора. Смотрел на огни казарм, на приглушенный свет в доме Тэмса и, наконец, шел к проходной, где поджидал Нару.

В Город-на-скале они всегда отправлялись вдвоем. Он — стратег "Имперских Карателей" и она — морт Нара, жрец Медикариума, приписанный к их подразделению.

Они добирались до поселения, и неспешно бродили по аккуратным улочкам новой жизни, представлялись случайным жителям художниками с Ливня, ищущими место для их будущей галереи. И иногда Элаю даже удавалось забыть о том, что они никогда не нарисуют ничего лучше боевой схемы или анатомического рисунка раненного солдата. В такие моменты он готов был до хрипоты спорить с поселенцами о цветах, красках и недостатке света на той или иной площадке. Да что там говорить — в этих наивных прогулках Ловсон находил какое-то странное, удивительное счастье.

В Городе-на-скале пахло детством. Другим миром, который мог бы принадлежать им, не соверши они свой выбор много лет назад. Здесь шла большая, интересная игра, которая полностью поглотила и Нару, и Элая. И эта игра создала нечто больше. Нечто загадочное. Между мортом и стратегом появилось… Что-то. Что-то неуловимое. Тонкое, чарующее. Запретное. Признаться честно, Элаю нравилось общество прелестной Нары, рядом с ней он почти не скучал по дому, и даже на время вспоминал давно забытое щекотание в груди. Симпатичная жрица была мечтой многих бойцов гарнизона. И, стоит отметить, доступной мечтой. Даже Ловсон, не интересующийся личными приключениями своих подчиненных, слышал о ее безумном романе с каким-то черноусым молодым тактиком. Знал о разбитом сердце ловура Рудольфа, и видел, как еще один ловур — Тимми, из молодых, поглядывает на Нару с такой страстью и обожанием, что хотелось охладить его пыл в карцере.

Но ее