Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
и все теперь столпились вокруг него, будто и он случайно остался в живых, и расспрашивали, расспрашивали, но он не отвечал, не мог сосредоточиться.
Изабель укрылась в кабинете Гинки, чтобы позвонить Алексе, но опять включился автоответчик, и Изабель задавалась вопросом, где же Алекса с Кларой могут быть сегодня вечером? Глядя в телевизор, Изабель чуть не разревелась с трубкой в руке, слушая короткую запись на автоответчике. Какой абсурд — оплакивать совершенно незнакомых людей, почему об остальных бесчисленных покойниках никто не плачет? В кабинете у Гинки стоял маленький серый диванчик: кожаная обивка затерта, одна подушка съехала и, судя по длинному выцветшему следу, кто-то явно пытался замыть пятно. Изабель села на диванчик, чуть помедлила, расшнуровала ботинки, закинула ноги на валик и собралась было закрыть глаза, хоть на минутку — другую, как вдруг раздался стук, вошел Якоб и запросто уселся рядом, так что ногой она едва не коснулась его шеи.
— Ты не помнишь, — констатировал он.
Без любопытства она разглядывала рыжеватые его волосы, чуть расплывчатые черты лица, округлые щеки, из-за которых рот казался маленьким, хотя крупный нос и высокий лоб сглаживали это впечатление, и вообще он был красив или по меньшей мере привлекателен. Ничего она не помнит. На старом маленьком столике с тонкими ножками стояли в банке три увядшие розы, стебли уже потемнели, упавший лепесток казался крупнее в отсветах воды. Гинка что-то прокричала, позвала то ли Изабель, то ли этого человека, который осторожно тронул ее руку, взял в свои ладони, чуть влажные, и ждал. «Фрайбург», пришло в голову Изабель. Минуя дальнее расстояние, долгие годы, бесчисленные решения и рукопожатия, память выплеснула пропитанные дождем стволы деревьев, голые и темные в сумерках, поредевший подлесок, словно растрепанный ветром, хотя ветру не забраться так глубоко в лес, крутой подъем на Бромберг, где летом под буками трава разрасталась, как на поляне, потому что деревья стояли далеко друг от друга, будто берегли свой покой. С удивлением она произнесла его имя: Якоб. Вспомнила прогулку десять лет назад, лес, сумерки и сырость, смятение, заставившее ее взять Якоба за руку, хотя она знала, что вернется к любовнику, к их запущенной и унизительной совместной жизни.
Через прикрытую дверь ровная полоска света падала на три розы. Якоб тихо вздохнул. Лицо у нее все еще без единой морщинки, только родинка стала вроде чуть крупнее, а шея мягче, и как бы хотелось ее поцеловать. Невинно смотрит ему в глаза. Тогда в лесу ей стало страшно, оттого и пошла в холодную студенческую комнату. И сейчас Якоб понял: она его не ждала.
Вошла Гинка на высоченных шпильках, скорчив обиженную мину. Но, увидев их вдвоем на диванчике, расхохоталась и крикнула что-то остальным, только слов никто не разобрал.
Из дому Изабель еще раз безуспешно попыталась дозвониться Алексе. Телевизор работал, самолет по безупречной прямой летел ко второй башне.
На следующее утро она пришла на работу первая. Включила компьютер, открыла окно. Булыжная мостовая после вчерашнего дождя посвежела, зато кирпичные арки под линией электрички казались совсем тусклыми, будто угасали, предвидя разрушение. На столе у Изабель лежали наброски, которые она распечатала вчера, чтобы показать Андрашу и Петеру, но не успела; имена владельцев, Панье и Тарно, энергично светились синим под названием фирмы. Она любила мелочевку, маленькие заказы, а обоим мужчинам действовали на нервы все эти таблички, проспекты, почтовая бумага, визитные карточки. Раз — и готово, ни одна блоха не плоха. Только рекламного проспекта не хватает.
В двенадцать наконец явился Петер, и она отправилась обедать. Вышла на Хакешер-Маркт, где было не так оживленно, как обычно в это время, хотя кафе и рестораны открыты и там полно туристов в явной нерешительности — то ли продолжать осмотр города, то ли нет. Изабель — узкая юбка до колена, кроссовки — дошла до Ораниенбургской улицы, где перед синагогой полицейских было больше обычного, и решила возвращаться через улицу Розенталер. Небо затянуто, дома и витрины как в молоке, прохожие за пеленой тумана, будто хотят переждать, даже скрыться, да и как им себя вести, с каким лицом идти по улице?
У обувного магазина Изабель остановилась, чтобы взглянуть на свое отражение: никакого смятения чувств. Вытащила резинку из волос. Темно-русые, пышные волосы. Лицо только потому незаурядно, что слишком правильно… Ровный, бледный овал. Пальцем ткнула себе в нос, нажала вправо, влево. Вдруг рядом оказалась, словно из-под земли выросла, маленькая девочка, передразнила ее, улыбнулась во весь рот и тут же убежала. В крошечных розовых туфельках. Изабель взглянула на свои кроссовки и вошла в магазин. Угрюмая продавщица подняла голову и небрежно сдвинула, столкнула с прилавка на пол развернутую газету, вовсе не думая о тех, которые на снимках, застыв в воздухе, опять полетели вниз. В восемь часов, так сказал Якоб, он будет ждать ее в «Вюргенгеле», и
Последние комментарии
1 день 6 часов назад
1 день 14 часов назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 8 часов назад
2 дней 9 часов назад