Ввод [Григорий Сергеевич Покровский] (fb2) читать постранично, страница - 5

доказывая свою правоту. Но и тут какая-то неувязка, вспоминая священников с золотыми цепями на груди. Из всех христиан Христос не служил мамоне, — прошептал Бурцев. — Кроме одежды, что была на нем, больше ничего не имел, и умер на кресте за веру в Господа.

Поезд, долго скрипел тормозными колодками, наконец, остановился. Он долго стоял на какой-то маленькой станции. Бурцев вышел на перрон. Жаркое августовское солнце жгло лицо. Он стал под ветвистый клен, росший в маленьком палисаднике, что вытянулся во всю длину перрона. К его другой стороне прилепилась небольшая привокзальная площадь. В центре этой площади стояло бетонное изваяние. Лицо идола было перекошено и трудно узнаваемо. В пропорциях и линиях просматривалась рука художника местного районного масштаба. Только по головному убору, похожему на кепку и вытянутой руке можно было догадаться, что это вождь мирового пролетариата. — Язычники, — думал Бурцев, — форменные язычники. В каждом селе стоят каменные истуканы, вроде этого. Видать, не прижилась вера Христова на Руси. Как только подвернулась возможность, сразу же и отвернулись от неё. Содрали кресты с церквей, храмы осквернили. Соорудили себе коммунистических идолов и стали приносить людские души в жертву. А идолы требовали все больше и больше жертв.

Колеса поезда заскрипели. Он начал двигаться. Бурцев стоял, задумавшись, и только сейчас до него дошел голос проводницы. Она уже стояла в вагоне, держа желтый флажок. Пробежав немного, он вцепился за поручни и вскочил в вагон.

— Ты чего задумался, служивый, что жену дома одну оставил? Никуда не денется жёнка твоя.

— Как это не денется? — улыбаясь, ответил проводнице Бурцев. — А может её сейчас кто-нибудь обнимает.

— Ну и хорошо, не будь таким жадным, не все ж тебе одному. — Проводница закрыла дверь. Бурцев, постояв немного в тамбуре, пошёл в свое купе.

Прервавшаяся остановкой поезда цепь мыслей, вцепившись, побежала снова. Он вспомнил слова из библии: «не служите одновременно Господу и мамоне».

— Господу необходимо служить, это факт, но без денег нельзя выжить. Как не служить им, когда для рождения человека нужны деньги, чтобы одеть его хотя бы в элементарное тряпьё. А чтобы захоронить его, они тоже необходимы. Что-то в христианской идеологии не стыкуется. Христос изгнал из храма всех торговцев, но в храмах по сей день, идет бойкая торговля свечами, иконами, нательными крестами, обрядами крещения, венчания и отпевания, и самое непристойное — индульгенцией (торговля отпущением грехов). Почему священник, может быть, имевший еще больший грех, чем сам грешник, прощает то, что в праве принадлежать только Богу. А может, верно, сказал, Маргарите Воланд?: «Прощайте вы, у каждого департамента своя обязанность».

Мысли Бурцева остановились «на шатком мосту» и они закачались то в одну, то в другую сторону.

— Конечно, храм без денег не построишь, но тогда что-то в теории надо подкорректировать. Наверно, необходимо уже второе пришествие Христа, что-то мы не поняли его заповеди?! Необходимо менять или общество, или заповеди.

Коммунистическая религия пыталась сменить общество, так уж больно кроваво получилось. Стукачество, а затем аресты шли не по идеологическим соображениям, ими только прикрывались. Дрались из-за мамоны. «Квартирный вопрос испортил людей» — так говорил Воланд. Строчили доносы, чтобы выжить жильца из квартиры и занять его апартаменты, снять начальника с должности и сесть на его место. Произвести обыск, и забрать оставшееся после революции золотишко или камешки. Да, мало ли какие вещи могли понравиться соседу или домоуправу. Как показала жизнь, построение общества по принципу «от каждого по возможностям, каждому по потребностям» является чистой декларацией. Все в природе устроено на минимум расходования энергии и максимальном её сохранении, а строить общественные отношения вопреки природе, думая, что потребности будут минимальными, а отдача максимальной, мягко говоря, заблуждение. Идеологи, проповедуя коммунизм, уверяют, что не будет ни рынков, ни магазинов. Иди и бери, а куда идти и где брать, никто не знает. Если это распределители, опять же мамона, только шубами или куньими головами, как в старину на Руси, или же палками колбасы. Мертворожденное дитя — вот что это за теория. Бросок в никуда, — подумал Бурцев.

От этих мыслей у него заболела голова. Он закрыл глаза и под равномерный стук колес куда-то провалился. Проснулся оттого, что кто-то его звал.

— Молодой человек, а молодой человек, — звала пожилая женщина, — садитесь с нами ужинать. Только сейчас Бурцев заметил, что за окном стемнело.

— Нет, что вы, спасибо.

— Да не стесняйтесь, — подхватила молодая дама. — Смотрите, сколько у нас тут всего.

Он опустил голову и сверху взглянул на столик. Там было действительно много еды. Почувствовал, как в желудке что-то засосало. Потянулся к чемодану, достал оттуда бутылку коньяка и коробку конфет.

— Тогда возьмите и от меня.

Он сверху всё это