Рим или смерть [Лев Александрович Вершинин] (fb2) читать постранично, страница - 4

рядом с тропой горный поток с грохотом низвергался в ущелье. По обе стороны потока валялись огромные валуны, источенные водой и временем. Куда ни кинешь взгляд, везде вековые деревья да громадные каменные глыбы. Казалось, этому лесу и каменной пустыне не будет конца. Но внизу, укрывшись в дубовой роще, лежало селение, оно выдавало себя белесым дымком из труб, таявшим в бездонном небе.

– Потерпите, – сказал Гарибальди товарищам, – худшее позади. Еще немного, и мы будем в тепле.

Увы, спуск оказался ничуть не легче подъема. Кони, правда, больше не скользили, зато по грудь утопали в рыхлом снегу, который наметал шквальный ветер. Снег был повсюду, под его тяжестью обвисали даже ветви могучих дубов и буков. Силы путников таяли. И вдруг сквозь просветы между деревьями стали видны каменные домики с покатыми крышами – это и была Аркуата.

– Вон там дом мэра, – сказал Векки, когда они подъехали поближе.

Он остановился и показал Гарибальди на двухэтажное строение, облицованное гранитом. Массивный дом с четырьмя окнами по фасаду стоял в центре селения. Крышу венчала изящная круглая башенка, а вход в дом преграждали ворота из кованого железа с остроконечными зубцами.

– Сразу видно, что здесь живет не простолюдин, а важный синьор, – проронил Сакки, разглядывая башенку.

– Если бы еще и гостеприимный, – в тон ему ответил Гарибальди.

И они поскакали к дому.

Башенка явно была не просто архитектурным украшением, но и наблюдательным пунктом. Не успели они спешиться, как из дома вышел пожилой человек в длинном до пят темном пальто и шляпе. Он снял шляпу, обнажив голый череп, вежливо поклонился гостям и представился.

Это был дворецкий графа Ринальди. Он пригласил Гарибальди и его спутников в дом. Поймав недоуменный взгляд Сакки, тут же любезно пояснил – о лошадях позаботятся слуги. По длинному коридору провел их в столовую и ушел распорядиться насчет ужина.

Гарибальди ловко оседлал стул и принялся разглядывать столовую. Низкий потолок с деревянными балками, с него свисает керосиновая лампа. Мебель простая, добротная, посредине грубый деревянный стол, громоздкие стулья, в левом углу – диван с железной гнутой спинкой, в правом – старинный буфет с зеркалом.

– По мебели скорее скажешь, что это дом богатого крестьянина, чем графа, – бросил Сакки.

– Насколько я знаю, – ответил Векки, – отец графа был в молодости черузико. – И в ответ на немой вопрос Гарибальди объяснил: – Ну, продавал пиявки и пускал больным кровь.

Прошел час, никто не появлялся.

– Странное, однако, гостеприимство, – заметил Нино Биксио. – Могли хотя бы лампу зажечь. Уж не попали ли мы в ловушку?

– Не думаю, – отозвался Векки. – Конечно, граф Ринальди убежденный папист, вот даже портрет Пия со стены не снял, но он человек чести. Он не запятнает свое имя убийством в собственном доме.

– Если только не последует примеру своего обожаемого Пия! – горячо возразил Биксио. – Тот ведь тоже начал достойно, даже амнистию даровал. Только ненадолго его хватило. Едва римляне потребовали снизить налоги да еще свободы печати захотели, как он сразу показал себя во всей красе.

– Говорят, папу напугало убийство его министра Росси, – заметил Векки. – До того, что он заперся в Квиринале.

– Да, но приказать своей швейцарской страже стрелять в толпу! Это и от страха и от подлости! – воскликнул Биксио.

Куда вдруг девалась обычная его сдержанность! Таким Гарибальди своего адъютанта еще не видел.

– Успокойтесь, Биксио, успокойтесь, – сказал он. – Среди нас сторонники Пия вряд ли найдутся. Правда, когда его избрали папой, я из Южной Америки послал ему письмо. По наивности призывал даже стать вождем итальянской свободы. – От волнения Гарибальди привстал. – Я, черт возьми, готов был сражаться, все равно, офицером или простым солдатом, в папском войске, только бы защитить Рим от чужеземцев. Увы, ответа я так и не дождался, – с горечью заключил он.

– Зато теперь идете защищать Рим от папы и его достойного друга Фердинанда Неаполитанского, – невесело пошутил Сакки.

В этом момент дверь отворилась, вошли двое слуг в ливреях и молча поставили на стол графины с белым и красным вином. Один из них зажег керосиновую лампу. По комнате разлился неяркий желтоватый свет. Затем слуги принесли жареную говядину, салат, корзину с фруктами, хлеб.

– Сколько божьей благодати сразу! Давайте, друзья, пировать! – радостно воскликнул Гарибальди. – Выпейте вместе с нами, – обратился он к слугам.

Те в ответ лишь недоуменно взглянули на него и удалились.

– Язык они, что ли, проглотили, – проворчал Сакки.

– Как можно оставаться мрачным при виде таких яств! – упрекнул его Векки. – Что до меня, то я полон любви ко всем и вся на свете.

Сакки ничего не ответил. Когда они уже доедали мясо, он вдруг нарушил молчание и сказал:

– А мне сдается, граф собирается поджарить нас на вертеле, как эту говядину.

– С чего ты взял? – возразил ему Гарибальди. – Встретили и