Марсель Пруст и знаки [Жиль Делез] (fb2) читать постранично, страница - 5

принадлежит и философии и филологии, как, допустим, исследования посвященные Ф. Достоевскому и Ф. Рабле М. Бахтина.

Статья Ж. Делеза «По каким критериям узнают структурализм?» была опубликована в 1973 г. в 8-м томе «Истории философии» под ред. Ф. Шатле. Ее написание относится к концу второго периода творчества философа, отмеченного появлением работы «Различие и повторение».

В своем послесловии к первой публикации на русском языке статьи переводчик Л. Ю. Соколова пишет: «В современной философии Делез занимает изолированное место, находясь на периферии направлений, будучи сам „номадом“, „вне“ и „между“ уже сложившихся поселений»^[13]. Делез не был структуралистом, но его отношение к этому течению небеспристрастное, как небеспристрастна история философии в целом, которая для Делеза не просто воспроизводящая интерпретация, генеалогическое исследование, но сокровищница концептуальных орудий, открывающих новые опыты мысли, позволяющих мыслить различие, но не уничтожать его в единстве cog/to, Природы, Бога. Структурализм в этом смысле видится Делезу как новая трансцендентальная философия, опрокидывающая кантовский антропологизм.

Противоречивым было отношение многих теоретиков французского авангарда конца 60-х — начала 70-х гг. к понятию структурализма. Так, Р. Барт считал «правоверными» структуралистами только Э. Бенвениста, Ж. Дюмезиля и К. Леви-Стросса; М. Фуко убрал подзаголовок «Структуралистская археология» из окончательного варианта «Слов и вещей» и предпочитал называть себя «не структуралистом», «не философом», «не историком», а «журналистом». За этим стоит не просто неопределенность понятия, но явно или неявно присутствующая в творчестве структуралистов самокритика исходных догм, что затрудняет демаркацию направления, позволяя даже полагать, что статья Делеза «ретроспективно выглядит как подлинный манифест постструктурализма»^[14]. Как бы то ни было, эта работа является «подлинным документом, касающимся структурализма, который оставлен нам выдающимся философом и историком прошлого и современности»^[15].

И, наконец, последняя работа — небольшой фрагмент под названием «Мистерия Ариадны по Ницше», напечатанный в сборнике «Критика и клиника» в 1983 г. — своеобразный «дайджест» некоторых тем и сюжетов, которые занимали Ж. Делеза на протяжении долгого периода, уже получивших в прошлом развернутую экспозицию.

Хорошо известно, что для Делеза Ницше — один из творческих [а может быть и личных) лейтмотивов, своеобразный «нуминозный» герой, к которому французский философ возвращался вновь и вновь на протяжении всей жизни. В 1964 году Ж. Делез совместно с М. Фуко организует коллоквиум в Руайомоне, посвященный немецкому мыслителю. После коллоквиума, имевшего во Франции большой резонанс, Ж. Делез и М. Фуко возглавляют работу над изданием полного собрания сочинений Ницше (в соавторстве с М. Фуко было написано предисловие к V тому). Ницше посвящены две крупные работы Ж. Делеза: «Ницше и философия» и «Ницше», а также множество отдельных статей, в которых он затрагивает те или иные аспекты Ницше-человека, Ницше-персонажа и Ницше-философа. Безусловно, делезовская «ницшениана» — одна из самых впечатляющих и захватывающих ницшениан в мировой философии — во многом инициировала новую волну интереса к наследию немецкого гения, проявившуюся с особой очевидностью в момент осознания и переживания ситуации постсовременности.

Вышедшая в 60-х годах объемная историко-философская работа «Ницше и философия» не только вознесла Ж. Делеза на философский Олимп — именно она выдвинула его в первый ряд современных французских мыслителей, — но и, как пишет переводчик и исследователь его наследия С. Л. Фокин, работа Ж. Делеза «существенно переменила облик французской ницшеаны середины века, составленной к тому времени главным образом трудами писателей (Ж. Батай, М. Бланшо, Ж. Гренье, А. Камю, П. Клоссовски, А. Мальро). В отличие от господствовавших в то время экзистенциальных трактовок Ницше, связывавших творчество немецкого философа с проблемами „нигилизма“, „смерти Бога“, „мифо-поэтического мышления“, — словом, с литературой, Делез сделал акцент на необходимость осмысления вклада Ницше в философию, равно как и отношении автора „Веселой науки“ к основным традициям европейской метафизики»^[16].

Несмотря на то, что позиция Ницше-Делез достаточно хорошо освещена в отечественной литературе, публикация нового перевода «Мистерия Ариадны по Ницше» представляет собой интерес — и интерес не только библиографический, а, и прежде всего, дидактический, профессиональный, ибо речь идет не об уточнении и не о прояснении линии Ницше — Делез (она общеизвестна, и данный фрагмент едва ли добавит какие-либо содержательные оттенки), но о скольжении по сечению Делез-Делез.

Точнее: предлагаемая вниманию статья дает возможность