Десантура [Алексей Геннадьевич Ивакин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

— Под руки хватай! — сердито рявкнул поручик.

Солдаты вспохватились, ровно выдернулись из дремотного равнодушия, и помогли Коле втащить девчонку в вагон.

Толпа, увидев такое дело, взревела, колыхнулась и порвала тонкую цепочку охранения. Но поезд уже тронулся. Девушку уложили на кучу гнилой соломы, укрыли запасной — дырявой и окровавленной — шинелью.

— Поручик Товстоногов, честь имею! — коротко бросил барышне командир роты. Впрочем, что в той роте-то было? Тридцать штыков…

Она не ответила. Просто смежила веки и уснула. Коля поднял ворот шинели, уткнулся в мёрзлый драп холодным носом и уставился на проплывающие бараки пригорода.

«Отче наш… Иже еси на небеси…» — скорее по привычке, нежели сознательно читал он древние слова.

Каждый мальчик играет в работу своего отца. Так, когда-то и Коля играл в Литургию…

«Отче наш… Иже еси на небеси…»

— Тарасов!

— Я, ваше благородие! — очухался он от некрепкого сна.

— Следи за барышней, а я присплю, — поручик силой протер красные глаза.

— Так точно, ваше благородие! — не вставая с тряского пола, козырнул вольноопределяющийся Коля Тарасов, мальчик пятнадцати лет.

Товстоногов захрапел, показалось, не коснувшись щекой бурки, на лету.

Коленька же подполз на коленках к девушке. И снова залюбовался ей.

Маленький носик, высокие скулы, прыщик на лбу…

Обычная девушка, коих он встречал десятки, а может и сотни раз.

Пермь, хотя и маленький город, но все же, все же…

И вот она. Нашлась. Маленький ангел на полу в «Столыпине», на охапке грязной соломы, под не менее грязной шинелью…

Ровно Та, которая девятнадцать веков назад…

Коля резко отвернулся, прогоняя кощунственные мысли.

«…Да святится Имя Твое… Да пребудет, пребудет…» — не удержался и вновь посмотрел на нее…

Она открыла глаза. зелёные-презелёные. И улыбнулась.

Коля сухо сглотнул. И кивнул, старательно подражая поручику:

— Вольноопределяющийся Тарасов к вашим услугам!

Вольноопределяющийся звучало как-то солиднее чем, рядовой. По чести говоря, у Коленьки Тарасова и звания-то ещё не было. Звание дают после присяги. А кому присягать? Вот этим глазам и надо присягать…

— Надя… — тихо прозвучало в ответ. — Надя Кёллер…

Он осмелился и погладил ее по руке.

— Вы в безопасности, мадемуазель… Вы в эшелоне генерала Каппеля! — и мужественно приподнял подбородок, не знавший бритвы.

Она тихо улыбнулась, не сводя с него глаз.

Потом провела рукой по своей короткой рыжей прическе:

— Тиф… Извините, Николя…

Он знал, что такое тиф. Из семи сестер и братьев выжили только он и младший, Женька, оставшийся с родителями. Пять лет ему. А Коля пошёл воевать. За Родину.

Он протянул руку и погладил ее по щеке, едва не падая в обморок от собственной наглости.

Она закрыла глаза и с силой вжалась в его руку.

Кто-то из солдат в углу громко испортил воздух.

Коля закусил губу, а Надин хихикнула.

А потом разорвался снаряд. Паровоз резко стал тормозить. Откуда-то сверху повалились мешки. Коля упал сверху на Надю, прикрывая ее своим телом.

Злая пулемётная очередь прошла по стенке вагона. А он чувствовал только ее горячее дыхание на своей щеке.

Поручика убило сразу. Осколком. В шею.

И совсем некрасиво. Не как в книжках. Он плескал кровью, судорожно дергая руками и ногами, а через него перепрыгивали солдаты и сразу ныряли в придорожные сугробы.

— Прости…Я вернусь! — прошептал Коля. И дернулся было в холодный проем вагона.

— НЕТ! — вскрикнула Надин и схватила его за обшлаг шинели.

— Так уже было. Так уже было! — запричитала она. — ТАК УЖЕ БЫЛО! ТЫ СЛЫШИШЬ?

Мальчик ошалело обернулся на нее:

— Что было?!?

— Сейчас нас убьют! — глаза у нее побелели от страха. Снаружи вагона был слышен крик, рев, мат, стрельба и взрывы.

Коля снова дернулся из ее рук, выронил винтовку — та грохнула об доски громче трёхдюймовки — ударил ее по щеке:

— Отпусти! Я вернусь, слышишь?

— Никто не вернется… — вдруг отпустила она его. Потом твердо так посмотрела ему в глаза, — Потому что некуда возвращаться.

— Я вернусь, — сквозь зубы ответил ей мужчина, минуту назад бывший мальчишкой. И бросился к вагонному проему.

— Руки, сволочь белогвардейская!

Трое солдат — один в будённовке с огромной красной звездой, двое в солдатских, ещё царских, папахах, на угол перевязанных красной лентой — выставили навстречу ему штыки.

Мальчишка, секунду назад бывший мужчиной, резко остановился. И поднял руки.

— Наши! — вдруг выдохнул голос за спиной. — Господи, наши!

Один из солдат заглянул за спину Коле:

— Эт кто там нашкает?

— Срочно свяжите меня с комиссаром армии, остолопы! — рявкнула вдруг Надя.

— Связать-то свяжем… — ухмыльнулся тот, который в будённовке, — И поиграем как следует!

— Тебя тогда на картинки для детишек порвут, ур-р-род! — рыкнула «барышня». — Быстро связать с комиссаром!

— Да ладно, че ты… — аж попятился от