Слушай, флейтист! [Элеонора Генриховна Раткевич] (fb2) читать постранично, страница - 4

ее глаз повязку и вернулся за следующей. Своей лошади он глаз не завязывал и по берегу не водил, просто взял под уздцы покрепче. Казалось, мост под ним дергается меньше, чем под Джой или Стэном, до того уверенно он шел, ведя лошадь в поводу без единой остановки.

— Браво, — шепнула Джой. Стэн молча поднял большой палец.

— Поехали, — безжалостно бросил Кен, одним рывком вскакивая в седло. Джой и Стэн, бледные, негнущиеся, словно деревянные, без единого возражения полезли на коней. Стэн с места взял в галоп, Джой пошатнулась в седле, выпрямилась и дала своему гнедому шенкеля. Кен последовал ее примеру и мигом поравнялся с ней.

Ай да клиенты, подумал Кен, пряча улыбку. Клановые крысы, как же. Да, конечно, все они безрукие, безногие, а пуще того — безголовые, шагу ступить не сумеют, и эти двое не исключение. Зато возиться с ними не надо. Боятся до рвоты, но идут. Сами. Опыт — дело наживное, а мужество или есть, или его нет. Хорошие ребята. Кен было приготовился к протестам, к нытью беспомощных клановых пустобрехов. Никогда он еще так не ошибался. Ладно. Девчонка смеется ему в лицо, парень воротит нос и отмалчивается — пусть их. Они имеют право.

— Может, отдохнем? — сжалившись, предложил Кен. Джой помотала головой.

— Не стоит, — сдавленно ответил Стэн. — Уже недалеко.

Вскорости неразлучная троица выехала к ручью, Стэн резко натянул поводья.

— Джой, держи! — крикнул он. — Запалишь ведь коня.

— Держу, не бойся. — Джой загодя намотала повод на руку. Кони тянулись к воде. Только Кен мог зацепить поводья за седельную луку — его лошадь раздувала ноздри, но к воде не шла.

— Поводи их, пока остынут. — Джой устало спрыгнула наземь. — А я искупаюсь. Потом вы оба.

Стэн увел лошадей. Джой взялась за застежку у горла и дерзко взглянула на Кена.

— Смущаться будешь? — спросила она.

— Да, и притом с удовольствием! — Кен неспешно отвернулся, склонил голову и картинно поднял к глазам узкую кисть. — Я уже смущаюсь! Давай быстрее купайся.

За его спиной послышался шум, лязг, подкованных сапог и застежек, плеск и быстрое дыхание, короткий смех. Снова плеск. Чтоб тебя черт любил, со злостью подумал Кен. А то и его наместник на земле, лично наш бесценный Лэй. Еще лучше.

Побрякивание гальки под босыми ногами, снова лязг и шорох, невнятное «оой!» — еще бы, трава здесь преострая — и наконец долгожданное притопывание — все, надела сапоги, можно обернуться.

— Стэн, — крикнула Джой, выжимая мокрые волосы, — отдай мне лошадей и иди купаться!

— Сейчас, — отозвался Стэн откуда-то снизу по течению, — напою их и иду.

— Ты тоже искупайся, — Джой обратила к Кену смеющееся лицо, — через час будем на месте. Так что хорошенько вымой шею и не забудь сделать умное лицо.

Через час-полтора все трое — Стэн и Джой с улыбками на устах, Кен с умным лицом и мытой шеей — въехали в поселение. Укрыто оно неплохо, подумал Кен, даже профессионал пупок надорвет, пока отыщет в здешних скалах это местечко. Зато для длительной осады — хуже не придумаешь. Вода есть, но ни одного огорода или пастбища, вообще ни клочка хоть сколько-нибудь родящей земли, сплошь камень. Проедят все припасы, тут им и конец.

На узеньких улицах — ни души. Живописной группой всадников полюбоваться некому. Солнце золотит бледное лицо Джой, заливает сияющим медом сухую смуглость Кена, Стэн в осыпи солнечных зайчиков кажется еще моложе. В его светлых волосах, темно-каштановой гриве Джой и иссиня-черной шевелюре Кена вздрагивают одинаковые рыжие искры. Все трое едут неспешно, подставляют лица свежему весеннему ветерку. Цоканье копыт гулко отдается в тиши.

— Вымерли у вас все, что ли? — вполголоса осведомился Кен.

— Люди заняты, — так же негромко ответила Джой. — Еще насмотришься.

Стэн выпростал из-под рубахи свистульку на шнуре и так оглушительно ею воспользовался, что Кен тряхнул головой, а лошадь Джой присела на задние ноги.

— Встречайте! — дурачась, заорал Стэн. — Вот и мы.

В ответ на свист и вопли из домика напротив показалась дородная женщина лет пятидесяти с лишним. Все, чего ей недоставало по части плеч и груди — хотя вот она, грудь, мирно покоится на животе, — все недостающее с лихвой возмещало удивительное изобилие от пояса и ниже. «Ну и груша!» — подумал Кен. Впрочем, он и не такое видывал. Да и вообще в своей жизни он видел все, и все, как он считал, было ему не впервой. Через пять секунд он понял, как же он ошибался. Взгляд женщины-груши скользнул мимо Стэна, и Джой и остановился на нем.

— Устал, сынок? — заботливо осведомилась женщина. — С них ведь станется загонять человека до полусмерти.

Кен не опешил, нет, он просто обалдел. Напрочь. Он привык, что к нему относятся с уважительным отвращением, наиболее дерзкие — презрительно-вежливо с ужасом пополам (на манер кукиша в кармане). Ниндзя есть ниндзя. Но чтобы его, мастера ниндзя, флейтиста, спрашивали: «Устал, сынок?» И кто — груша старая? С Джой и Стэном он уже свыкся,