Квартет [Василина Александровна Орлова] (fb2) читать постранично, страница - 125


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

гораздо более возвышенную. И верно, любить по-земному — значит и умереть всерьез. Вы решили избегнуть погибели, ад вас не прельщает, вы слишком хорошо знаете, куда направляетесь, вы боретесь с искушениями. Ну, так боритесь. Оставайтесь совершенными. Не дайте никому нарушить белоснежную целокупность вашего покоя. После жарких снов не забывайте читать молитвы от осквернения, заграждающие пасти львов.

Что я здесь делаю, среди вас, холодных, чистых и четких? Я, во всю мою жизнь так и не встретившая мужчину, который был бы более мужественен, чем я. Монах?.. Да ты смеешься надо мной.

Господи, ну что она говорит?.. Ведь знает, что все не так. Что вчерашний приятель, бывший Алексей, напротив, отправился на подлинную войну. Женское, низкое, подлое — говорит и жалуется во мне… Однажды по-настоящему узнаю и я его — так сказал Григорий Богослов в надгробном слове: «Тогда увижу Кесария светлого, славного, каковым он, из братий любезнейший, мне многократно являлся во сне».

Теперь дочитывала бедные клетчатые листочки солдата, прерываемая встречными-поперечными обрывками впечатлений, чьими-то голосами, даже диалогами, без конца звучавшими в голове. «Польза от послушания родителям не только та, что отец и мать больше твоего знают, — бубнил один голос. — А и от Бога в качестве награды за послушание есть возможность получить некоторые бонусы». — «Исповедаться? Да я… Не готовилась. Не готова», — говорила я сама кому-то. «Будешь готова — не приходи», — отвечали мне.

Обрывки припоминаний струились в сознании, как на сквозняке. «Грех, очевидно, загромождает правду, удаляет нас от нее, он и есть морок, в котором мы существуем. Избавление от грехов означает прорыв к другому, более глубокому, более правильному бытию. Не зря говорим: согрешили не только делом, словом и помышлением, но всеми своими чувствы. Видели не то. Не то слышали».

Еще один, с интонацией лектора, начинал: «Мы просто не знаем, насколько нам созвучны идеалы монашеской жизни. Если бы мы только не забивали себе головы картинками из модных глянцевых журналов и телепередач, то ходили бы всегда в одном и том же, и это нам нравилось бы больше, чем каждую неделю покупать одежду».

А солдат писал: «Когда я приеду к тебе в Москву, мне бы хотелось, чтобы ты со мной пошел на прогулку по всяким монастырям. Ведь ты стал мне как брат. Здесь очень думается о тех, кого ты оставил там. Здесь, среди вечной грязи и крови… Я уже очень устал, но не думай, конечно, что я жалуюсь. Ведь иногда просто хочется с кем-то поделиться особенностями своей жизни».

Видела Алексея, не знала, как теперь назвать его новым именем, как обратиться к нему. На счастье, по внутренней сети от анонимного пользователя «guest» пришло сообщение: «мой комп опять отрубился». Отстучала: «Ты кто?» — «Отец Киприан»…

Незаметно странички подбежали к концу. Я сложила их и взяла с собой. Вышла на улицу. Весна. Ветер нес чепуху. Воробьи галдели, как спятившие.

И в монастыре по-особенному светло.

— Спасибо, отец Киприан, — с чувством начала я. — Ты не представляешь, насколько важное чтение.

— Почему же не представляю? — Отец Киприан засмеялся очень знакомо. — Я же читал!..

Я замялась. Он махнул рукой.

— Слушай, ну а сейчас-то он где? Можно с ним связаться? Я тут, понимаешь, кое-какие выдержки привожу из его заметок… В одной повести… Хотела бы согласия спросить. Можно было бы и фамилию привести, если он не против. Ахмадов замечательная фамилия. Отлично бы смотрелось… Ну или пусть как сам решит. Не захочет — придумаем что-нибудь. И вообще, ты знаешь, я бы просто с интересом сама познакомилась с ним.

Отец Киприан глянул сперва на меня и сразу — в окно. За ним водится, не раз я замечала подобный взгляд, словно он видит другое. И все равно невольно обернулась. В окне ничего, кроме ставшего уже привычным ската крыши и голубого участка неба.

— Он погиб, — тихо сказал отец Киприан.

Подоконник, полки, компьютер, стол…

— Через год после Чечни. Недавно узнал. Работал на стройке — здесь, в Москве. Нелегально. Его придавило плитой.

Он развел руками. Собрал письма, разрозненные листы дневника, конверты. Постоял немного и вышел.

Высокие каменные ворота. Оборачиваюсь на белую громаду храма. Когда я направлялась сюда, обычно проходила насквозь три арки, пересекала три двора и автомобильное шоссе, по которому почти никогда не ездят машины.

А домой возвращалась неспешно, прогулочным шагом, выбирала путь длиннее, обходя и дворы, и арки, и дороги одной аллеей — шла сквозь строй черных деревьев, под незримым конвоем тени, мимо старинных домов с лепниной…

И сегодня решила — сокращу путь. Мой последний, наверное, путь отсюда… Я вошла в первую арку, и как будто сдвинулась аппликация — словно вывернули мир наизнанку, и я очутилась в незнакомом месте. Дорога наоборот — странная, словно невозможная в реальности. Раньше не очень представляла, а ею, оказывается, можно пройти и в ту сторону.