Офицерский романс. Песни русского воинства [П Ткаченко составитель] (fb2) читать постранично, страница - 4

известного барда оказались такие романсы.

Но зададимся вопросом: почему именно офицерский романс становится в эти годы столь популярным? Этому есть, кажется, единственное объяснение шли поиски нового имени, нового выражения тому истинно патриотическому чувству, тому народному воинскому духу, которые, несмотря на все насилия над ними, начали-таки восстанавливаться, начали приобретать свои естественные формы. Ведь после Второй мировой войны в Советской армии сложился свой офицерский корпус. Конечно, не такой, каким он когда-то был. Да он и не мог быть прежним. Но он нес в себе характерные и устойчивые приметы. Это отразилось и в песенном творчестве. Но, к сожалению, в значительной его части, и особенно в песне авторской, бардовской, шло не постижение его новой сути, выпестованной временем и страшной войной, а лишь понимание как возвращение к офицерству прежнему, словно это возможно. На эдаком романтически-отвлеченном уровне. Видимо, этим можно объяснить столь высокую популярность «белогвардейского» ностальгического романса. Он ведь тоже явление примечательное и трогательное. Сам факт его появления, конечно же, свидетельствовал о том, что в обществе нашем наконец-то установились нормальные, не искаженные революционной демагогией представления о патриотизме и воинстве, хотя и облеченные в идеологическую шелуху.

Современной воинской песне непросто теперь обрести себя, непросто освободиться от идеологической демагогии, непросто преодолеть бездуховность. Дело ведь не только в том, что все подлинное запрещалось, но в самой бесцеремонной подмене духовного тем, что им не является, в целенаправленном развращении вкуса, нормальных человеческих понятий о добре и зле. Подмена эта совершалась во всех областях жизни, но в песенном творчестве особенно. Как подменялось? Это видно хотя бы на таком примере. В одной из наиболее популярных песен советского периода говорится о воине, о бойце революции:

Народный строй мыслей и чувств в этой песне просто подменен соображениями идеологиче скими. А между тем в народных песнях, особенно казачьих, с подобной ситуацией, в которых есть просьба к коню умирающего воина, говорится совсем о другом. Совсем иное содержание имеет его последняя воля, завещание. Последняя же воля человека в народном миропредставлении почиталась свято:

В народной песне образ строится по старинному представлению, восходящему к эпическому образу, уподоблению битвы свадебному обряду. В другом цикле народных песен говорится о том, что погибающий в бою казак просит насыпать «высоку могилу» и посадить на ней калину. То есть опять-таки народная песня исполнена глубочайших символов и народных верований. Все гораздо проще обстоит в этой профессиональной песне, если можно назвать ее таковой, написанной не в согласии с народным чувствованием, а в согласии с ничем не мотивированной идеологической установкой: просто передай, что «я честно погиб за рабочих». Но почему, скажем, не за крестьян или вообще за трудовой народ? Но, видно, народ в этом миропредставлении как раз в расчет не брался…

Перед нами принципиальнейшее отличие народного миропонимания, действительно художественного мышления, того образа мира, в центре которого находится человек, от миропонимания, народу насильственно навязывавшегося, бездуховного, механистического, в котором не находилось места человеку, миропонимания порядком ниже, из плена которого, казалось, люди уже давно вышли…

По отношению к песне особенно проявилось творческое бессилие того, говоря словами С. Булгакова, «духовного маразма», который насильственно установился в России, который долго и трудно преодолевался, поглощая в себе это бездуховное нашествие. Сказалось это прежде всего в том, что большинство революционных песен являлись переделками ранее известных, перенявших их мелодии, но в которых пелось уже совершенно о другом. Об этом, кстати, убедительно писал составитель «Песенника российского воина» В. Мантулин: «Не нужно быть музыковедом, чтобы понять, какой массовый плагиат начался с созданием «краснознаменной» литературы… Чрезвычайно показательно то обстоятельство, что композиторы «белых» сохранили в песне черты мягкого лиризма и глубокого трагизма, большевики же внесли в гармонию элемент грубой угрозы, что подчеркивается сочиненными словами вроде «разгромили атаманов, разогнали воевод…». И этот дух устрашения, приправленный изрядной