Три минуты молчания [Георгий Николаевич Владимов] (fb2) читать постранично, страница - 3

Книга 22298 устарела и заменена на исправленную


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

обойти все причалы, пароходы поглядеть, судоверфь, сходить на катере в доки на Абрам-мыс, везде побывать, где я бывал, откуда уходил в море или в ремонте стоял, нес береговую вахту, - а теперь вот сразу и расхотелось. Потому что еще кого-нибудь встретишь и не отвяжешься, такие пойдут беседы.

- Обожди-ка! - Вовчик мне крикнул. Так они и стояли на пирсе, но уже лица не увидишь, одни ноги свисали из тумана. - Значит, не повстречаемся больше? Так, что ли, кореш? А мне и подарить тебе на прощание нечего.

- Подари, когда будет, Аскольду.

- Он и сам тоже предлагает: подарить бы чего дураку. Чтоб хоть память осталась. А хочешь - мы тебе курточку сосватаем?

- Какую еще курточку?

- Лопух, в чем же ты уедешь?

Подошли, и Вовчик меня взял за пальто, раздраил на груди.

- Срам! Девки на первом броде* засмеют. Ну, флотский!

* "Брод" - место, где бродят, знакомятся, гуляют, - бульвар, набережная и т. п. (сленг).

Ну, северный! Бостоном не мог обшиться, макен* позаграничнее нацепить. Жмешься вот, а себе же и прогадываешь. Где он, этот-то, с курточкой?

* ,,Макен" - макинтош, плащ.

- Здесь он, - Аскольд куда-то рукой махнул. - Между пакгаузов ходит.

- Понимаешь, механичек тут один, с торгового, такого курта загоняет: ты во сне увидишь, проснешься и опять скорей заснешь!

- Норвежеская! - пучеглазый орет. Чем другим, а глоткой Бог не обидел малого. - С мехом, понял, на подстежке. Цветом не то вроде серенькая, а не то, понял, темненькая такая, в дымчик. Что ты! У спекулей разве такую достанешь?

- А он что, не спекуль? Торгаш* этот.

* Торгаш - моряк или судно торгового флота.

- Ну где ж спекуль? - Вовчик мне доказывает. - Сотнягу просит. Можно считать - даром отдает. Ну, бывает несчастье у человека - купил, а не в размер. А на тебя, мы так прикинули, в сам раз.

А я, в том-то и дело, насчет такой курточки давно мечтал. Сраму-то на мне не было, - вот уж на них срам, это точно! - а у меня пальто было велюровое, с мерлушкой, костюм коверкотовый, шапка тоже в порядке. Но все мое - что на мне надето. Так и затаскать недолго, следить же за мной некому. А главное, во внешнем облике, как говорится, ничего у меня морского-то не было, один тельник полосатый под рубашкой. А все-таки море меня видело, память должна же остаться!

- Чего раздумываешь? - спросил Вовчик. - Так он тебя и ждал, торгаш, с этой курточкой! Ну-к, стой тут на пирсе, никуда не беги...

Прихлопнули меня по плечам, и нет их, растаяли. А я стою и жду. А потом думаю: лопух я, вот уж действительно! Доверился бичам, чтоб они мне барахло сватали. Ведь они четвертак еще за комиссию попросят, у них такой прейскурант, за прекрасные глаза ничего не делается. А нужна мне ихняя комиссия! Что я, сам бы не мог торгаша этого повстречать? К тому же, на моих золотых, смотрю, уже два пробило, вот-вот стемнеет.

И снялся я с места, пошел по причалам, под кранами, вдоль пакгаузов. Потом увидел - ни к чему все это. Да и туман. Хороший я себе денек выбрал для прощания! Но ведь его не выбираешь, проснешься как-нибудь утром - или сегодня, или никогда! А почему именно сегодня, не надо и спрашивать. Как спросишь - так и раздумаешь.

И все-то я знал в Рыбном порту, любую дорогу отыскал бы с завязанными глазами - только по запаху, по звуку. Вот я слышу: соленой рыбой уже не пахнет, а пахнет мороженым свежьем, аммиаком, - это я на десятом причале, возле рефрижератора. Дальше - мочеными досками запахло, ручники стучат по железу, шофера матерятся, - тарные склады, двенадцатый причал, здесь контейнеры набивают порожними бочками. Еще дальше - нефтяной дурман, и насосы почмокивают, - там уже тринадцатый, там топливо берут и воду.

Если бы я еще лет пять проплавал, я бы и не это знал - чьи там гудки перекликаются, чья сирена попискивает - водолазов зовет или сварщика, и как этого диспетчера зовут, который в динамик хрипит на всю гавань:

- "Чеканщик"! Включите радио, "Чеканщик"!.. Буксир "Настойчивый"! Переведите плавбазу "Сорок Октябрей" на двадцать шестой причал...

Но я, пожалуй, и так слишком долго плавал. Хватило бы мне и года. И ничего бы я такого не переживал. Уехал бы и как-нибудь прожил без моря. А может быть, и не прожил бы, - человек же про себя ничего не знает.

У Центральной проходной я оглянулся напоследок и ничего не увидел. Туман загустел - кажется, руку протянешь и пальцев своих не разглядишь.

Однако бичи меня разглядели. Совсем, бедняги, задохлись, но догнали у проходной. И с ними торгаш, с чемоданчиком. А я и забыл про них.

- Что же ты подводишь? - Аскольд кричит. - Мы к тебе со всем доверием, а ты и закосил. Как это понять, Сеня?

Торгаш меня сразу глазами смерил.

- Этот, что ли? Напялим.

Он в порядке был морячок - ладненький, резвый, шуба-канадка на нем с шалевым воротником, мичманка на месте, козырек на два пальца от брови. Это мы, сельдяные, все больше в пальтишках, в телогрейках. А торгаши себя уважают.

Мы отошли шага на два, за щиты с газетами, и тут он вытащил свою курточку.

Какая это была курточка! Просто явление природы, и более того. Поперек груди - белые швы зигзагами, подкладка - сиреневая, скрипучая,