Наследство Фостера [Курт Воннегут] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

полный анализ и советы специалистов, — сказал я, — и перспективы у вас отличные, мистер Фостер, просто отличные. Надо только изменить некоторые вложения, может быть, кое-где учесть спрос, но в основном…

— А вы сами сделайте все, что надо, — сказал он.

— Но когда же мы сможем все обсудить? Нам непременно надо посоветоваться, вместе решить. Сегодня вечером, например, я свободен.

— А я вечером работаю.

— Сверхурочно, на службе?

— Нет, другая работа — в ресторане. Там я занят весь конец недели — в пятницу, субботу и воскресенье, по вечерам.

Меня передернуло. У этого человека с его ценных вкладов ежедневно набегает не меньше семидесяти пяти долларов, а он три вечера в неделю работает дополнительно, чтобы свести концы с концами.

— А в понедельник?

— Играю на органе в церкви, там хор репетирует.

— Так во вторник?

— Добровольная пожарная дружина собирается по учебной тревоге.

— Вереду?

— Играю на рояле в церкви — там кружок народного танца.

— А в четверг?

— Ходим с Альмой в кино.

— Так когда же?

— Да вы сами делайте все, что надо.

— А разве вас не интересует, что я буду делать?

— Зачем мне интересоваться?

— Мне как-то стало бы легче, если бы вы были в курсе.

— Хорошо, в четверг, в двенадцать, позавтракаем вместе.

— Прекрасно. Но, может быть, вы просмотрите этот отчет и у вас найдутся вопросы?

Голос у него был недовольный.

— Ну ладно, ладно. Сегодня я дома до девяти вечера. Если не трудно, занесите отчет.

— Да, еще одно, Герберт. — Я приберег сюрприз под конец. — Я здорово обсчитался, когда назвал вам стоимость ваших бумаг. Теперь им цена никак не меньше восьмисот пятидесяти тысяч.

— А-аа…

— Я говорю, что вы на сто тысяч долларов богаче, чем мы думали.

— Угу. Ладно, делайте то, что считаете нужным.

— Хорошо, сэр, — сказал я, но он уже повесил трубку.

Меня задержали дела, и я попал к Фостерам только в четверть десятого. Герберт уже ушел. Альма открыла мне дверь и, к моему удивлению, попросила отчет, который я спрятал под пальто.

— Герберт сказал, что мне там смотреть нечего, — сказала Альма, — так что не волнуйтесь, я туда и не загляну.

— Герберт так вам сказал? — спросил я осторожно.

— Да, он сказал, что это негласные сведения о тех акциях, которые вы хотите ему продать.

— Ага, м-да, конечно. Ну что ж, раз он разрешил оставить бумаги вам, возьмите, пожалуйста.

— Он мне сказал, что ему пришлось дать вам обещание — никому эти бумаги не показывать.

— Что? Ах, да, да. Извините — такие у нашей фирмы правила.

В ней почувствовалась некоторая враждебность:

— Одно только могу вам сказать, и не глядя на ваши бумаги: ни одного займа я ему продавать не позволю, и никаких акций он покупать не будет.

— Да я никогда ему и не посоветую их продавать, миссис Фостер.

— Чего же вы тогда к нему ходите?

— Ну, как знать, а вдруг он когда-нибудь и сможет что-то купить, — сказал я и тут увидел, что руки у меня в чернилах, — видно, запачкал перед уходом к Фостерам.

— Вы не разрешите мне вымыть руки? — спросил я. Она очень неохотно впустила меня, стараясь держаться подальше, насколько позволял узкий коридорчик.

В ванной я думал о списке ценных бумаг, который Герберт вытащил из-под фанерной обшивки. Бумаги эти означали зимний отдых во Флориде, филе-миньон, старое бургундское, «ягуары», шелковое белье, обувь на заказ, кругосветные путешествия… Словом, что ни назовешь, все было доступно Герберту Фостеру. Я тяжело вздохнул: мыло в фостеровской мыльнице было все в пятнах, не очень чистое, слепленное в комок из маленьких обмылков разных сортов.

Я поблагодарил Альму и пошел к выходу. Проходя мимо камина, я остановился и взглянул на небольшую раскрашенную фотографию:

— Хорошо вы тут вышли, — сказал я, делая робкую попытку наладить отношения. — Мне очень нравится.

— Все так говорят. Только это не я. Это мать Герберта.

— Поразительное сходство, — сказал я. Это была чистая правда. Герберт женился на такой же точно девушке, как его добрый старый папаша. — А это фотография его отца?

— Нет, моего. Нам его отец тут не нужен. Как видно, я попал в больное место. Может, хоть теперь я что-то узнаю.

— Герберт такой славный человек, — сказал я, — наверное, и отец у него был хороший?

— Он бросил жену и ребенка. Вот вам и хороший. Вы лучше при Герберте о нем не вспоминайте.

— Простите. Значит, все хорошее Герберт унаследовал от матери?

— Она была святая. Это она воспитала Герберта в страхе Божьем, вырастила человеком порядочным, честным. — Голос Альмы звучал сурово.

— А она тоже была музыкантшей?

— Нет, это у него от отца. Но играет Герберт совсем по-другому: вкус у него хороший, любит классику, как его мать.

— Отец, наверно, играл в джазе? — подсказал я.

— Да, он любил играть на рояле в притонах, дышать дымом, пить джин, только бы не сидеть дома, с женой и ребенком. И мать Герберта наконец сказала — пусть выбирает…

Я сочувственно кивнул. Видно, Герберт потому и считает свое