Русский щит [Вадим Викторович Каргалов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

легат и позвонил в колокольчик.

Вошел монах в коричневой рясе доминиканца. Из-под капюшона остро поблескивали недобрые серые глаза, рыжая клочковатая борода закрывала шею. Монах поклонился, откинул капюшон. Он был совершенно лысым, и потому изборожденный морщинами лоб казался непомерно высоким.

Юлиан с любопытством оглядел своего будущего спутника. Младшие братья Иоанн и Яков, назначенные в миссию отцом-настоятелем, были ему давно знакомы. Молодые, крепкие, послушные, они нравились Юлиану. Нравилась их почтительность, их жертвенная готовность следовать каждому слову старшего брата. Да иначе и быть не могло. Удел младших — беспрекословное повиновение. Но будет ли повиноваться Герард?

Рыжебородый монах, будто догадавшись о беспокойных мыслях Юлиана, криво усмехнулся, но тут же склонил голову в смиренном поклоне. Юлиан удовлетворенно вздохнул. Кажется, его опасения напрасны. К тому же Герард может быть полезен. Дополнительное поручение легата потребует много усилий, пусть этим занимается Герард. Он же, Юлиан, по-прежнему будет думать о поисках Великой Венгрии. Итак, в путь! В путь!..

…Дорога медленно катилась под копыта коней, бесконечная и однообразная. Привычно перебирая руками поводья, Юлиан равнодушно поглядывал по сторонам. Весеннее многоцветное буйство природы не трогало его душу. Мысленно он был уже далеко, за морем, где по бескрайним степям проносились дикие наездники, где находился самый край известного европейцам мира.

Рядом покачивался в седле брат Герард. Доверенный человек легата оказался на удивленье немногословным. Молчал часами, на вопросы отвечал коротко, неохотно. Порой Юлиан даже забывал, что он рядом. Иоанн и Яков держались поодаль, не столько из почтительности к старшим, сколько из желания поболтать на свободе. До Юлиана доносились их оживленные голоса и смех.

Через Дунай монахи переправились на плоту. Охранная грамота короля Белы открыла им границу Болгарского царства. Как вехи на пути, остались позади многолюдные болгарские города: Ниш, Средец, Филиппополь. Болгарский гарнизон стоял и в городе Адрианополе, недавно отвоеванном воинственным царем Иваном II Асенем у Латинской империи[10]. Владения нынешнего ее правителя, престарелого императора Иоанна де Бриеня, сузились до неширокой полосы земли под стенами Константинополя. А с востока, из Малой Азии, наступал на латинян правитель Никейской империи[11] Иоанн Ватац, которого римский папа объявил «врагом бога и церкви». Но папское проклятие не помогло. Иоанн Ватац только что благополучно переправился с большим войском через Геллеспонт и угрожал столице Латинской империи. Трудные времена наступили для Константинополя. Рыцари-крестоносцы метались в кольце константинопольских стен, как волки в облаве. Никому не было дела до доминиканской миссии, непонятно для чего пробиравшейся на опасный Восток. Императорские чиновники отмахивались от Юлиана как от надоедливой мухи. Даже серебряные монеты не помогали. От серебра мздоимцы не отказывались, но своих обещаний не выполняли. Юлиан приходил в отчаяние. Константинополь, который считали мостом между Европой и Азией, оказывался тупиком.

Монахи уныло бродили у константинопольской гавани, заставленной полуразрушенными кораблями — с обвисшими снастями, поломанными реями, рассохшимися бортами; по загаженным палубам бегали крысы. Выбитые оконца кормовых кают были затянуты паутиной. Везде мерзость, запустение.

Избавление пришло неожиданно. К гранитной пристани причалила венецианская галера — нарядная, ярко расцвеченная флагами. По трапу сошли рослые воины с алебардами, в блестящих доспехах.

Юлиан, расталкивая любопытных (толпа на пристани собралась немалая, редко приплывали теперь корабли в Константинополь!), кинулся к галере. Умоляюще простирая руки, крикнул бритому капитану, равнодушно взирающему с борта на береговую суету:

— Именем господа! Важное дело!

Капитан помедлил, но все же приказал матросам, стоявшим у трапа, пропустить монаха на корабль — видно, заметил серебряный крест брата-проповедника, который Юлиан предусмотрительно достал из-за пазухи.

Договорились быстро. Принадлежность Юлиана к влиятельному Доминиканскому ордену и охранная грамота венгерского короля подтверждали законность его просьбы, а серебряные монеты, щедро высыпанные Юлианом на стол в капитанской каюте, с лихвой возмещали предстоящие расходы. Вечером Юлиан и его спутники уже перебрались на корабль.

Тридцать три раза поднималось солнце из зеленых волн Понта[12] и тридцать три раза скрывалось за горизонтом, пока галера плыла от Константинополя до скалистых берегов Сихии, земли черкесов.

Юлиан пробовал расспрашивать попутчиков о восточных странах, но те отговаривались незнанием. Может, так оно и было в действительности: галера плыла из Венеции, многие купцы впервые отправились в земли, лежавшие за