Журнал «Вокруг Света» №12 за 1980 год [Журнал «Вокруг Света»] (fb2) читать постранично, страница - 4

убили Виктора Хару? Скупые, отрывочные сведения об этом я услышал перед самым отъездом из Сантьяго от друзей, участвовавших в похоронах «всемирного чилийца» Пабло Неруды. На кладбище пришла и Джоан Хара — вдова Виктора. Глаза у нее покраснели от слез, голос дрожал. Джоан рассказала, что ей помогли отыскать Виктора среди множества других тел в городском морге. Грудь его была изрешечена пулями, руки раздроблены. К плечу лейкопластырем была прикреплена бирка с пометкой. «Неизвестный. Подобран на улице».

Как я узнал, Виктора расстреляли на том же самом крытом стадионе «Чили», после военного переворота превращенном хунтой во временный концлагерь, где четыре года назад он пережил свой звездный час — победу на первом фестивале новой чилийской песни. Тогда Виктору был вручен Золотой диплом за ставшую впоследствии широко известной песню «Призыв к труженику», в которой были пророческие слова: «Да будет так на этом свете защитой слабых станешь ты!».

Куэка — душа чилийца

От Сантьяго до селения Лонкен, где Виктор провел часть своего детства, часа два на автомобиле. Дорога идет то под чеканной листвой эвкалиптов, то под плотными кронами тополей. Иногда в стороне прямо посреди поля торчат голыми скелетами стволы кактусов, на которых весной вспыхивают красными фонарями крупные цветы. На шоссе, прижимаясь к асфальту, ящерицами скользят сверкающие лаком лимузины, с грозным ревом мчатся многотонные грузовики. Теснясь к самому краю обочины, со скрипом катят высокие двухколесные телеги, запряженные неторопливыми быками, и восседающие наверху крестьяне молчаливо взирают на этот вечно куда-то спешащий, чуждый им мир. Сворачиваешь с автострады к Лонкену, и все больше встречается таких повозок, только теперь на правах хозяев, едущих уже по дорожному полотну. Селение вроде бы и недалеко от столицы, но ощущение такое, будто попал на другую планету. Вокруг зеленые холмы, виноградники, кукурузные поля, огороды, а в центре россыпь неказистых глинобитных домишек крестьян. Земля и богатство здесь переходят по наследству, бедность — тоже. Впрочем, как и она, в крестьянских семьях из поколения в поколение передаются еще старинные песни и танцы.

...Виктор едет в Лонкен, окрыленный первым успехом в Сантьяго. Еще бы, ведь его приняли в столичный фольклорный ансамбль «Кункумен», который собирал старинные народные песни и танцы центральных районов Чили и воскрешал их для новой жизни! Впрочем, в «Кункумене» считали, что повезло им. Этот невысокий, хорошо сложенный парень с крестьянской непосредственностью в манерах был не просто «человеком от земли», а талантливым самородком, настоящей находкой для ансамбля. Хара тонко, как собственное сердце, чувствовал струны гитары, легко и красиво танцевал деревенские танцы, знал много старинных крестьянских песен. А главное, у него был свободно льющийся, чистый звенящий голос.

Когда Виктор впервые вышел на сцену в коротком узком пиджаке, похожем на жилетку с длинными рукавами, перетянутый широким цветным поясом, в узких черных брюках поверх сапог с позванивавшими шпорами, он чувствовал себя стесненно в этом праздничном костюме чилийского уасо. Когда-то индейцы называли так белых поселенцев, пахавших землю на лошади. Постепенно пришельцы смешались с коренными обитателями. Имя уасо закрепилось за потомками-метисами, имевшими свой надел и лошадь, а потом оно стало нарицательным для чилийского крестьянина.

Виктор вспоминал отца, вся жизнь которого прошла на земле, что ему не принадлежала. И никогда не было у Мануэля живописного одеяния уасо — только грубошерстное пончо. Немало горя пришлось на долю отца. Вместе с семьей он кочевал из селения в селение, и везде издольщика ждала одна и та же участь: работай от зари до зари, а половину урожая отдай помещику за клочок тощей земли. Маленькому Виктору очень нравилось наблюдать, как пахал его отец, напевая протяжные, грустные песни. Да только слишком рано кончились эти первые «музыкальные уроки»: доведенный до отчаяния беспросветной нуждой, Мануэль снова решил поискать счастья в другом месте, да так и пропал. С тех пор о нем ничего не слышали. Наверное, где-нибудь заболел и умер.

Все заботы о детях — а их было шестеро братьев и сестер — легли на хрупкие плечи матери, которая годами носила одно платье, штопая и латая его, лишь бы ее дети были одеты не хуже других. Но как бы тяжело ни приходилось крестьянке Аманде, никогда не расставалась она с песней, а на самом почетном месте в доме всегда висела гитара. Мать пела, когда готовила обед, стирала, работала в поле. Она славилась пением по всей округе, и поэтому без нее не обходился ни один деревенский праздник. Приглашали Аманду и на веселую свадьбу, и на печальный обряд «велорио», чтобы оплакать грустными песнями смерть маленького ребенка. И повсюду, держась для смелости за старенькую, выгоревшую юбку, шел за голосистой крестьянкой похожий на цыганенка мальчуган. Это был самый младший в семье — Виктор.

...Хотя прошло