Все впереди [Василий Иванович Белов] (fb2) читать постранично, страница - 85

всепрощение. Ударили по правой щеке, подставь левую.

— А как иначе? — обернулся и даже остановился Медведев.

— Христианство в его российском варианте равносильно самоубийству, — сказал нарколог.

— Брось… Что мы знаем об этом, как ты говоришь, варианте?

— Тебя бьют по одной щеке, а ты должен подставить другую. У тебя есть единственные штаны, ты должен отдать их какому-нибудь проходимцу. И ведь он же потом над тобой и смеется! Что, мол, там за дурак без штанов ходит. Разве не так? — Глаза Иванова сверкали, губы делали какую-то собственную гимнастику. Кажется, и язык участвовал в этих движениях: — Знаю, знаю, скажешь: «Не оскудеет рука дающего». Ошибаешься! Оскудевает! Крокодил возьмет ли конфетку из рук ребенка? Нет, он проглотит ее вместе с дающей рукой и вместе с ребенком! Так для крокодила надежнее…

Медведев молчал. Он шагал быстрей и быстрей, но Иванов опять догнал его:

— Сколько же можно быть жертвенным?

— Слушай, давай зайдем в пельменную, — весело предложил Медведев. — Последний раз я ел пельмени в Рузаевке. Сто лет назад.

Но Иванов не собирался сдаваться:

— Теперь мода на чебуречные! А пепси-кола и фанта — это прогресс? Если понос относится к атрибутам прогресса, то я сдаюсь! Ну, что ты как аршин проглотил? Может, скажешь хоть что-нибудь?

— Говорю тебе, я еще не решил. Подожди…

— Опять двадцать пять! Все только и делают, что чего-то ждут! Я знаю, чего мы ждем! Что за манера? Ждать и ничего не делать. Каждый отбрыкивается: «Это не телефонный разговор». Или: «Ну, старик, время не то». А когда оно было «то»? Когда было оно легким? Каждый прячется за спины других, никто не хочет ответственности. «Я за это не отвечаю!», «Это не я курирую!» Словечко-то каково! Ку-ри-рую.

Медведев молчал, и тогда Иванов воскликнул:

— Ты, между прочим, тоже трус! У твоих детей отбирают фамилию… Скоро тебя лишат родительских прав. Просто великолепно!

— Саша, перестань меня обличать. Скажи лучше, как ты вылечил Виктора?

Они шли по Москве довольно быстро. Они входили на Бородинский мост. Иванов покраснел, вспоминая не Виктора, а проигранное пари. Но ощущение стыда отсрочилось новым приливом негодования:

— А ты знаешь, что Бриш каждую неделю шатается по Колпачному переулку?

Медведев остановился:

— Откуда ты знаешь?

— Вся Москва знает об этом. Он давно околпачен. — Иванов схватился за парапет. — Этот колпак нам не пере-кол-пако-вать!

— Мне его жаль! — Медведев спокойно пошел дальше.

— А сына? А дочь? — закричал Иванов. — Ты хочешь оставить их с матерью? Что будешь делать ты?

— Повторяю тебе: я еще не решил! И, пожалуйста, выйди из состояния ощеренности.

— Когда ты решишь, они будут уже в каком-нибудь Арканзасе. Ты предал своих детей!

— Прекрати, говорю тебе! В гневе мы теряем остатки мужества.

— И когда это ты научился говорить афоризмами? Залюбуешься… Это самое сделало тебя таким… жалким?..

— Замолчи! — Медведев остановился и побелел. — Или я врежу тебе…

— Я сам тебе врежу! — тихо сквозь зубы произнес Иванов и, сжав кулаки, напрягая челюсти, придвинулся ближе.

Оба замерли. Они сверлили, пронизывали друг друга глазами. Их обходили, на них оглядывались, а они стояли, готовые броситься друг на друга. Это было как раз посредине моста..

И Москва шумела на двух своих берегах.