Стычки локального значения. [Дмитрий Владимирович Бондарь] (fb2) читать постранично, страница - 87


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

передай. Что там с твоими визами?

Он достал из пакета мандарин, принялся его чистить. Он всегда пытался чем-то занять руки, когда готовил непростой ответ.

— Ничего. Я попросил политического убежища во Франции. С визами не помогли даже связи Сарджа. Кто-то сопоставил исчезновение Рича и мое появление в качестве нового посредника. Конечно, если бы было настоящее расследование, то я бы вышел сухим. Но хозяева Рича бросились перекрывать все возможные пути утечки доходов. Понимаешь?

— Стоп-игра? Море, замри?

— Ну да, что-то вроде того.

Странно, Штротхотте мне ничего не докладывал. Хотя, если они надеются вернуть статус-кво, то лишней суеты не будет — Glencore никто трогать не станет. Зачем ломать отлаженный механизм? Просто попытаются отобрать целиком. Или купить.

— Понятно. Что супруга?

— Она пока там. Сардж говорит, что года через три можно будет легко ее перевезти куда угодно, но пока что большого выбора нет. Мне самому пришлось выбираться из страны в рефрижераторе через Финляндию.

— Какие-то шпионские страсти.

— Не говори. На старости лет такие приключения. Натерпелся. Зато теперь — Париж, Сена, виноградники Шампани. Приезжай, когда соскучишься. Я здесь сейчас не очень легально. Пока все не утрясется — мне нельзя покидать страну. Сардж позвонил твоему Лу, а тот вывез меня на частном самолете. Но лучше бы мне до утра вернуться — мало ли, кому понадоблюсь? А бюрократия везде одинакова и всюду мелкая сошка мнит себя пупом земли. Ни к чему их злить лишний раз.

Мы еще немного поговорили о его нынешних коньячных предпочтениях, о винах, стоимость которых легко достигала семи тысяч франков при том, что понять разницу со стофранковым вином мог только сомелье или какой иной профессиональный дегустатор. Потом отец простился, сказал, что все его координаты будут у Долли и Луиджи, и оставил меня одного.

Еще через два дня скучного лечения мне разрешили вставать. И, разумеется, первым делом я отправился в соседнюю палату, посмотреть на Тома.

Ему досталось гораздо сильнее: первая пуля пробила насквозь одно легкое, вторая, разбившись о ребро на несколько осколков, здорово искромсала его внутренности, задела позвоночник и почку. Потребовалось две операции. Сиделка, которую приставил к нему Лу, сокрушенно качала головой и говорила, что врачи не очень-то верят, что пациент после лечения сможет вести нормальную жизнь, какая была до ранения.

Я сел рядом с ним, и долго смотрел на то, как ровно и тяжело поднимается его грудь, наполняемая кислородом из какой-то машины с мехами — как у гармошки.

— Спасибо, Том, — сказал я, зная, что он меня не слышит. — Спасибо. Держись и приходи в себя. Я тебя не оставлю. И, надеюсь, эта история с Блэком наконец-то закончилась.

Лежа на койке, я часто стал ловить себя на том, что мне больше не хочется совершать подвиги. Мне больше не хочется ни быть, ни выглядеть Павкой Корчагиным. Я чертовски устал и только сейчас стало приходить понимание — насколько. Мне требовался какой-то продолжительный отдых, иначе — и это стало абсолютно ясно — я скоро кончусь. Исчерпаю себя окончательно.

И на следующий день, когда в палате появился сочувствующий лорд-мэр Сити со своими соболезнованиями, я сказал ему сразу после ритуальных расспросов о самочувствии:

— Да, сэр Гревиль, я согласен с тем предложением, что слышал от вас пару месяцев назад.


Конец.