Соседка [Этьен Годар] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Парижа, от дел и от себя. Здесь не надо торопиться и всегда есть время подумать.

Глава Первая

«Что наша жизнь — игра…» Эти слова совсем некстати целое утро крутились в голове, словно предопределяя дальнейший ход событий, причем не только и не столько связанных со мной, сколько с людьми, о которых я пока не имела ни малейшего понятия.

Эта поездка оказалась длиннее других. Еще возле Санса спустило колесо, и пришлось собственноручно подкачивать его под мелким и противным дождиком, тихо ругаясь и тщетно ожидая помощи от проносящихся мимо в своих шикарных автомобилях самодовольных буржуа. Другая задержка приключилась в придорожном кафе на выезде из Лиона, когда я примерно на час углубилась в детальное изучение узоров на, справедливости ради следует отметить, идеально чистой скатерти, покрывавшей столик с моим завтраком. Бывают иногда моменты (у кого-то часто, у иных — лишь изредка), когда вот так обернешься на птичий посвист, случайный автомобильный гудок, всплеск волны или на дуновение ветра, да и замрешь, не в силах оторвать остановившийся взгляд от изгиба ветки с молодыми сосновыми иголками, сетки трещин на придорожном камне, лица старухи или ребенка или капель, падающих с карниза старого дворца на краю площади Опера. Минута прошла или вечность — кто знает. Спросили бы — что я там увидела — разве объяснишь?

В предгорьях еще лежал снег, странно контрастирующий с матиссовской неправдоподобно-пронзительной зеленью травы на склонах. Мокрый асфальт празднично блестел в прорывающихся сквозь тучи лучах предвечернего солнца, когда за окнами моей старенькой машины поплыли, наконец, уютные кварталы городка.

Я услыхала эту печальную историю в день приезда, так что потом было достаточно времени на размышления и оценки. Быть может, кто-то узнает здесь себя, кто-то — своих знакомых или друзей. Чувства — это великий и непознанный мир, и кто знает, что таится в каждом из нас?

* * *
В тот день Бернар закончил работу раньше обычного. Жак, механик, поливал из резинового шланга деревянные мостки, о чем-то мурлыкая себе под нос и не забывая вовремя затягиваться сигарой. Молодой швед, капитан гигантского танкера, в данный момент стоящего в доке где-то в Панаме, вежливо откозырял, прощаясь до завтра, и направился, весьма внушительный в своем безупречном костюме, к стоящей на стоянке новенькой «хонде». Поворотом рычага Бернар погасил разбросанные по глади озера небольшие плавучие маяки и накинул куртку. Пора домой.

Но, как ни странно, возвращаться не хотелось, и Бернар долго курил, сидя в машине и стряхивая пепел в приоткрытое окно.

В общем, нельзя сказать, что ему не везло. Хорошая работа, любимая жена, сынишка, дом — стоит ли требовать от жизни большего? Но иногда приходили минуты, когда становилось обидно. Что-то тут не так. Другие, не он, водят сквозь бури стальные корабли. Другие, не он, наперечет помнят все портовые кабаки от Фриско до Касабланки. Другие полной грудью вдыхают ветры океанов, это их любят женщины с разных континентов и это они покидают уют и теплые дома, чтобы, поднявшись на мостик, уйти в ночь и шторм. А его удел — командовать игрушечными кораблями на игрушечном море. Уходит не он — уходят от него. Друзья, с кем вместе начинал, давно стали просоленными морскими волками и только изредка заглядывают, чтобы рассказать о дальних странах и оставить очередную раковину для каминной полки. Однажды ушла и любимая женщина.

* * *
Она вышла из ванной и положила руки ему на плечи. Сквозь тонкую ткань пижамы он ощущал ее влажную кожу. Ощутил ее тело и ток крови в нем.

— Ты злишься от того, что я ревную тебя к твоим друзьям? — спросила она.

Он отрицательно покачал головой. До чего хороша. И теперь, через восемь лет, Бернар отлично помнил каждый изгиб ее тела, абрис чувственных губ, тяжесть волос, он мог с закрытыми глазами нарисовать ее профиль и заставить ее голос, чуть хрипловатый глубокий, бесподобный голос зазвучать в своих ушах так, словно он и вправду его слышит. Мог. Но он почти никогда этого не делал. Он запретил себе вспоминать. Почти запретил.

Наяда, вышедшая из волн океана. Шелковистая кожа, пахнущая водой и молодостью.

— Пусти меня, — сказал он.

Она ничего не ответила. Эта чистая линия от высоких скул к подбородку. Губы. Тяжелые веки и ее грудь, прижимающаяся к его груди…

— Пусти меня, или…

— Или?.. — переспросила она.

* * *
Перед открытым окном гудела пчела. Бернар следил за ней взглядом. Вероятно, сначала ее привлекали гвоздики, стоящие в вазе на соседнем окне, а теперь она искала другие цветы. Пчела влетела в комнату, покружилась и наконец села на край рюмки из-под кальвадоса, стоявшей на подоконнике.

— Ты соскучился по мне? — спросила Матильда.

— Соскучился.

— Очень?

— Очень.

Они не виделись тогда недели две, и это показалось вечностью. Матильда уезжала куда-то под Ниццу, чтобы рисовать пляжи и морские пейзажи, а он в