Когда они ушли [Эльберд Гаглоев] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

— А тебе то что до этого? Или твоим отцам?

— Тебе не стоит торопиться, — гибкий оскалил в улыбке зубы. Желтоватые, крепкие, с острыми гранями. В лицо Гравольфа толкнулась волна смрада, так не вяжущаяся с изящным обликом воина. — Ведь ты прав. Здесь лишь треть моей стаи. А две трети, как ты понимаешь, в Урочище.

Старший мрачно усмехнулся.

— Отцы прислали тебя со Словом. Значит, ты прошел Обряд.

Малоприятная улыбка стала шире.

— Да. И ничего со мной не произошло. Я так же могу перекинуться. Я так же быстрее всех живущих. Я…

— А Искру ты чувствуешь? — все время улыбающееся лицо заострилось. В глазах плескалась боль и еще что-то. Может быть жалость.

— Ты опять о своем? Никогда я не чувствовал в себе этой Искры. Слышишь — никогда.

— И потому так затаптывал ее, заливал. И в себе, и во всей стае. Но теперь дело не в этом. Так значит, ты прошел Обряд.

— Да.

— Тогда молись, чтобы воины твои попали в лучший, а не худший мир.

Гибкий напрягся.

— Их четыре десятка, — шепотом почти выкрикнул. — Этого хватит и на пастыря, и на ублюдков.

— Слепец. Ты когда-нибудь видел, как бьется Гневный Жеребец? Хотя когда ты мог это видеть. Он ведь всегда был для тебя добрым пастырем. А никогда ты не думал, котенок, — лицо Гато исказила недовольная гримаса, — почему доброго старика так странно называют?

Гато молчал.

— Котенок, ты можешь поплакать над четырьмя десятками членов своего комитата. Или молча скорбеть, скрипя зубами. Ты ведь приобрел такую дурную привычку у презираемых тобой людей.

Забывшись. Эль Гато действительно скрипнул зубами. Волк негромко в ответ клокотнул горлом.

— Ты так и не научился говорить, — опять попенял Старший. — Не ярись. Просто скажи мне, где назначена встреча и с кем. Я приду. Ведь я, — он грустно улыбнулся, — Старший.

Волк с любопытством смотрел в лицо того, кого Старший называл котенком. Человек наверно бы испугался, а ему было интересно.

И без того крепкая как кулак физиономия гибкого воина вдруг пошла желваками, натягивая кожу. Нижняя челюсть пошла вперед, удлиняя лицо. Губы раздвинулись, обнажая белоснежные клыки. Эль Гато еще ниже припал к земле, все больше становясь похожим на того, чье имя носил. Только таких больших котов Волк никогда не видел. Он оскалился, обнажил зубы для схватки с извечным врагом.

— Рррлау, — бичом хлестнуло горловое рычащее заклинание Старшего, и Эль Гато разогнулся.

— Не смей смеяться надо мной, Гравольф. У меня есть свои Старшие.

— Отцы? — в голосе босоногого воителя вдруг прозвучала такая горечь, что Волку вдруг захотелось заскулить. Как тогда, давно в детстве.

И дерзкий Эль Гато вдруг потупился. Ответил. Глухо, как из-под земли.

— Отцы.

Гравольф быстро перебросил копье в левую руку, а правую протянул в сторону Эль Гато. Воздух между ними ощутимо загустел. Одетый в волчью душегрейку воитель запоздало бросил ладонь к рукояти меча.

Из-под доспеха потупившегося Эль Гато медленно поплыла широкая серебряная цепь, вытянулась в сторону Гравольфа, с громким звоном лопнула, рассыпая звенья и в ладонь его со шлепком влетело тяжелое серебряное кольцо.

Одним слитным движением взлетел на ноги Эль Гато. Мутными кругами с визгом разорвали воздух вырванные из голенища короткие, но широкие мечи. Взвыли и застыли, глядя в глаза Старшему.

— Как ты посмел, нечисть? — страшно проклекотал гибкий.

— Нечисть?! — удивился Старший. — А почему серебро не кипит, разъедая нечестивую плоть? И я не ору, ослепленный силой освященного талисмана?

На мгновение дрогнули искрящиеся острия мечей. Но застыли вновь.

— Как же тебе заморочили голову, — так горько сказал Старший, что Волку опять захотелось заскулить. И после недолгой паузы добавил. — Дитя.

И клинки рухнули.


Волк был хорошим учеником Седых Наставников и помнил эту странную сказку Народа. Старую-старую сказку.

Давно, когда Тот Кто Создал сотворил Мир, он сразу создал и его Народ и другие Народы. И приходил к ним и бродил с ними по лесам. По горам и долинам, наслаждаясь красотой своего творенья. И не грустил и не удивлялся тому, как Народы добывают себе пропитание. Напротив, сам создавший учил Народы и новым охотничьим уловкам. Учил и те Народы, на кого охотились, как оборонить себя и потомство от добытчиков. И подолгу бродил он, забывая о своем Логове. Том, что пряталось за Небесной Твердью. Ибо знали Народы, что нет у него здесь жилища. Охота охотой, но часто Народы говорили друг с другом, ибо у всех есть сильные. И не дело сильным не говорить друг с другом, лишь истребляя. Для охоты слабые есть. Лишь в бою сильнейший тот, что племя крепкое дать может, себя покажет. А старым, слабым и немощным нет места в Мире. Ни охотникам, ни тем, кто добычей стать может. Ведь часто и охотник с добычи не возвращался.

И ходил Тот Кто Создал невозбранно. Ел то же, что и Народы. То с добычей ходил, то с добытчиками. И узнали Народы, что там где поспит Тот Кто создал, Искры дыхания его остаются. И