Газель с золотыми копытцами : сказки Северной Африки (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

героя, снабдившего людей пищей и питьем. А в роли Прометея в сказках Северной Африки выступает пес, который приносит огонь из кузницы богов (джуоков) на своем хвосте, причем в начале сказки подчеркивается, что об этом одинаково рассказывают различные племена. Подобные сказки, повествующие о происхождении вещей и явлений, в науке принято называть этиологическими. Некоторые из них сохраняют отпечаток первобытных представлений и верований (сказка о пауке или о псе, приносящем огонь), другие, очевидно, более позднего происхождения, и в них свидетельство отдаленного прошлого сочетается со зрелой и утонченной поэтической культурой. Сказка «Рождение Сахары» интересна тем, что в ней живет воспоминание о Сахаре как о плодоносном крае (это подтверждается и данными современной науки). Цветущий край превратился в пустыню по вине людей, его населявших: экологическая катастрофа истолковывается как справедливая кара. В сказке «Роза пустыни» преобладает поэтическая стихия, а в сказке «Аисты» поэтическое сближается с назидательным, сказка предостерегает от нетерпения, губительного для жителя пустыни.

Мы видим, как мало похожи друг на друга все эти сказки, каждую из которых можно причислить к этиологическим. Так же условна классификация сказок по другим сюжетным и художественным признакам. Это объясняется тем, что сами сказки, по-своему классифицируя вещи и явления, согласуются между собою в главном, что допускает противоречия в деталях, разительные с нашей точки зрения. Так, например, Тюр-паук пробивает плотину копьем в сказке «Как Тюр отворил воду». Казалось бы, перед нами некое фантастическое существо, лишь иносказательно именуемое пауком. В то же время в сказке «Мудрость паука» паук ведет себя как самый настоящий паук: прячется от солнца днем и выходит на охоту лишь ночью.

В сказках вообще нередко дает себя знать наблюдательность, которой может позавидовать любой зоолог. Сказка подмечает, что бакланы переплывают Нил, не боясь крокодилов, что гиены ненавидят шакалов и не едят свежей рыбы, а пятнистая шкура гиены как будто ошпарена кипятком. Все это сказка очень точно фиксирует, но объясняет по-своему. Главный смысл ее объяснений в том, что животные ничем не отличаются от людей. Это объяснение восходит к временам, когда первобытный человек, действительно, не выделял себя из животного мира, но в более поздние эпохи акценты сдвигаются, возникает иносказательная многосмысленность. В сказке «Шакал и лев» шакал искушает остальных зверей их подлинными повадками, опять-таки очень точно описанными, но в обличье шакала угадывается придворный интриган, угрожающий своими советами доверчивому монарху и придворным. Сказка обусловлена не просто осмотрительным пристрастием к эзоповскому языку. От коварного советника шакала веет как бы потусторонней одиозностью. Недаром лев поручает шакалу хоронить убитых. В смутной, но все еще действенной мифологической перспективе шакал соотносится с Анубисом, древнеегипетским богом, провожавшим умерших в мир иной и почитавшимся в образе шакала.

Впрочем, во многих сказках о животных нет и намека на потустороннее. В своей назидательности они приближаются к притчам и басням. Характерно, что у таких сказок часто бывают афористические концовки, напоминающие басенную мораль. Среди нравоучительных сказок выделяется сказка «Об умном мышонке», спасшемся от когтей своего вероломного друга котенка чтением Корана. С простодушным лукавством сказка оставляет открытым вопрос, что же спасло мышонка — чтение Корана или благочестивое недомыслие друга-врага.

При чтении сказок мы то и дело находим знакомые мотивы, ситуации и положения. Встретится нам сказка «Муравей и Сверчок», напоминающая известную басню «Стрекоза и Муравей». Еж и шакал делят урожай, и еж берет себе вершки, то есть зерно, а шакал, несведущий в земледелии, получает корешки. Под африканским солнцем бессмысленно приговаривать: «мерзни, мерзни, волчий хвост», но сходный мотив легко распознается: жадная гиена пытается ловить рыбу хвостом, и громадный краб хватает ее за хвост.

Более сложные проблемы ставит перед исследователем сказка «Деревянная девушка». В сказке отец принимает свою дочь за свою жену, норовя нарушить запрет, древнейший из всех известных человечеству. Скрываясь от отцовских домогательств, девушка прячется внутрь деревянной куклы и выдает себя за деревянную. Чрезвычайно близка к африканской сказке украинская сказка «Юлианка, или Деревянное чудо» (Дерев'яне чудо. Ужгород, 1961, с. 12). Характерно, что и в той и в другой сказке девушка, сбрасывая свой деревянный панцирь, облачается в платья цвета яркого солнца и серебристо-лунного цвета. Подобный же мотив повторяется и в сказке «Девушка в сундуке». Красавица должна побывать в деревянном сундуке, откуда она выходит, прекрасная и сияющая, как солнце. Очевидно, функция дерева одинакова в славянской и африканской сказке. Дерево преображает человека. Нужно пройти через дерево, чтобы обрести