Баженов [Вадим Алексеевич Пигалев] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Адольфа-Фридриха, правителя Голштинии. Юный принц «принял греческую веру, получил имя Петра и был провозглашен наследником всея России и преемником императрицы Елизаветы с титулом великого князя». Само по себе известие не стало большой неожиданностью, многие восприняли его как само собой разумеющееся. Проблема заключалась в другом: кто станет партнером великого князя? Страсти разгорелись именно вокруг этого. Сообщения из России встревожили Христиана-Августа Цербстского и его жену Иоганну-Елизавету Голштинскую, которые боялись просчитаться и были обеспокоены тем, чтобы найти достойную партию для своей четырнадцатилетней дочери. Родители и их друзья, наиболее доверенные лица, спешили преподать юной принцессе Ангальт-Цербстской уроки тщеславия.

Любопытно, что юная принцесса, не испытывая к своему будущему мужу никаких чувств (она его видела до этого всего один раз в Эйтине, в резиденции епископа Любекского, когда Карлу-Петру Ульриху было одиннадцать лет), тем не менее покорно отнеслась к известию о том, что ей, возможно, надлежит стать женой великого князя России. И дело тут не только в том, что родителям по тем временам принадлежало решающее слово. Просто она слишком много наследовала от них. От матери — тщеславие, женскую мудрость, неутомимость в достижении цели, страсть к расточительству во имя самоутверждения, веселый нрав и общительность; от отца — трезвый ум, расчетливость, рационализм, выдержку, умение анализировать события, предугадывать будущее. Разумеется, не все в равной степени разовьется в ней. Но фундамент был заложен прочный.

Если верить «Автобиографическим запискам» Екатерины, то «…при русском дворе были тогда две партии, одна — это графа Бестужева, которая хотела женить русскаго великаго князя на Саксонской принцессе, дочери Августа II, короля Польскаго, и именно на той, которая вышла впоследствии за курфюрста Баварскаго. Другая партия была та, которую называли французской; к ней принадлежали обер-гофмаршал великого князя Брюммер, граф Лесток, генерал Румянцев и много других — все друзья маркиза де Шетарди, французскаго посланника. Последний желал бы лучше ввести в Россию одну из дочерей французскаго короля, но его друзья не смели выставиться с предложением подобной идеи, к которой питали отвращение императрица и граф Бестужев, оказывавший большое влияние на ея ум и отклонявший ее от этого». Выход, однако, был найден. В январе 1744 года Иоганна-Елизавета получила письмо от герцога Голштинского, тогда великого князя России, в котором речь шла о ее дочери.

«…они выбрали средство к примирению, которое состояло в том, чтобы предложить меня императрице Елизавете. Посланник Прусскаго короля, и следовательно, и его государь были посвящены в эту тайну. По-видимому, чтобы поладить с гр. Бестужевым и чтобы он не думал, что это делалось с непременным намерением ему противоречить, как это и было в действительности, распустили слух, что меня вызвали без ведома Шетарди, души этой партии, чтобы избежать брака великого князя с одной из французских принцесс. Но в действительности этот посланник позволил себе думать обо мне только тогда, как он потерял надежду на успех с одной из дочерей короля, своего государя».

В Риге юную принцессу и ее мать встречали: представители Рижского магистрата, обер-егермейстер Семен Кириллович Нарышкин, гвардейский поручик Овцын и те, кому надлежало в дальнейшем обслуживать почетных гостей. Нарышкин от имени императрицы преподнес юной Ангальт и ее матери соболиные шубы. В Петербург отправились на дорогих экипажах.

Проезжали через Дерпт, где еще можно было видеть следы бомбардировки, «которую выдержал этот город, когда его завоевывал Петр І». В Петербург прибыли через несколько дней к полудню. Палили пушки. В Зимнем дворце гостей встречали придворные дамы, генерал-лейтенант князь Василий Никитич Репнин, сенатор Юсупов, граф Михаил Петрович Бестужев и другие вельможные лица. После церемониальных знакомств и длительного обеда отправились осматривать город, кататься на санках, смотреть снежные бои. Была масленица. Однако в Петербурге пробыли недолго. Надо было спешить в Москву, чтобы подоспеть к десятому февраля, дню рождения великого князя.

Ехали довольно быстро, дороги были укатаны, снегу не очень много. Приключенческие рассказы Нарышкина о минувших войнах, сдобренные грубой фантазией, нисколько не забавляли юную Ангальт. Она рассеянно смотрела по сторонам и предавалась мечтаниям. Ей хотелось представить себя в роли царицы этой «дикой» страны, которая будоражила любопытство, манила своей загадочностью.

Во Всесвятском сделали передышку. Туда прибыли камер-юнкер двора Сиверс и бывший секретарь посольства в Берлине Шривер. Сиверс — с заботами о том, как лучше выехать, чтобы прибыть в Москву в назначенное Елизаветой время. Шривер — с секретной бумажкой, которая «содержала характеристику почти что всех самых значительных особ при дворе… и степени фавора разных любимцев».