Попаданец - учитель Сталина [Анатолий Евгеньевич Матвиенко] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

слишком реализм зашкаливает, отметил он и приготовился повторить удары руками, столь удавшиеся в первый раз.

  Преодолев резкую боль в черепе и некоторое головокружение, Шура бросился к столу, ударил дважды и схватился за кобуру. Сидящий перехватил руку, вожделенно цапнувшую револьвер, а второй влепил геймеру в нос. Обошлось без рестарта. Шурка упал на спину, пребольно гвазданувшись затылочной шишкой об пол. Милиционер обошёл стол, наступил сапогом на горло и злобно прорычал:

  - За нападение на сержанта милиции при исполнении имею право мочить всякую контру прямо на месте. Слышь, урод? Мало того, что Дуську Песочникову избил и облапал, так и меня хочешь? Получай!

  Чёрное дуло "нагана" нашло промежуток между бровями осуждённого к расстрелу. Тут бы и "гейм овер", но раздался начальственный голос:

  - Сержант Пилипенко!

  - Я, трищ лейтенант!

  - Кто здесь контра?

  - Задержанный, трищ лейтенант. Побил Дуньку нашу, в сиси ей полез. Я и сам бы туда не прочь, да поглубже и пониже, а этот контрик опередить хотел, сволочь нахальная. На меня, представителя, понимаешь, власти, бросился, по носу вдарил, к "Нагану" полез. Белогвардейская морда! Я его пристрелить собрался к такой-то маме.

  - Отставить! Контра - по части ГБ, туда и отведи его, живого.

  - А по рёбрам треснуть?

  - Разок. Но не более. А то будет, как в тот раз.

  По недоумённому выражению сержантова фасада Шура догадался, что "тех разов" было много, и Пилипенко не врубается, о каком именно речь. Но укрыть руками всё что можно не помешало. Милиционер врезал раз, потом сверх того два и один контрольно-воспитательный. Затем поднял живую отбивную за ворот рубахи. В почку уткнулся воронёный ствол. Сержант повёл "контру" к гостеприимным дверям отдела ГУГБ.

  Ощущая боль в побитых местах, жёсткую длань фараона на плече, глядя на носки собственных стоптанных кирзовых сапог, в которые заткнуты грубые льняные брюки, кашляя от пыли, поднятой ветром, Карманов окончательно проникся, что вокруг ни разу не игра. Мир жесток и реален, нет лишь запахов, нос забит запёкшейся кровью. Как он сюда попал и как выбраться к родному компу - вопрос важный, но не срочный. Сейчас нужно приспособляться и выживать, а главное не делать ошибок вроде нападения на девицу и мента. Похоже, тут не засейвишься и после пули в лоб не жди рестарт.

  С грустными мыслями в голове и неясными перспективами на будущее, попаданец переступил порог самого страшного дома в городе.

  - Товарищ сержант государственной безопасности! Контрреволюционный элемент с документами на имя Прицкера Фройлиха Моисеевича доставлен!

  Пилипенко выгнулся и отдал честь, будто рапортовал Берии. Ничего удивительного, сержант ГБ приравнивается к армейскому лейтенанту, к тому же на него, словно волшебный шлейф с портрета Лаврентия Палыча, падает отсвет самой страшной власти в стране. Даром, что госбезопасность и милиция формально относятся к одному комиссариату - НКВД.

  Гэбэшный небожитель воплотил образ примерного чекиста с плаката - в свободную минуту читал газету "Правда", хотя на самом деле просто загородился ею, выпивая и закусывая. Шура ухитрился рассмотреть дату - 3 июня 1939 года. Надо же, куда его занесло! Точнее сказать - когда. С местом он уже определился - белорусский райцентр Орша недалеко от границы с Российской Федерацией... Тьфу! Пора вживаться в новую реальность, от границы с РСФСР. Скорее - в старую реальность.

  Спрятав водку, огурец, хлеб и сало, чекист кисло вопросил:

  - Сами разобраться не смогли? Ладно, давай сюда. Нам как раз одного шпиона до квартального плана не достаёт.

  До конца квартала - 1 июля 1939 года - осталось целых двадцать семь дней. Спешить некуда, можно наловить вагон шпионов. Переусердствовать тоже нельзя, ибо на следующий квартал могут план повысить. Куда уж выше? Придётся и Пилипенку арестовать, очень мало народу в Орше останется на свободе. Не хватать же пенсионеров и малолетних - госбезопасность есть организация гуманная и справедливая, к людям чуткая. Представитель гуманных органов отпустил милиционера. Потом включил настольную лампу, хоть и светлый день в разгаре, направив её в лицо контрика.

  - Сознаваться будем, гражданин Прицкер? Или с вами строго поговорить? У нас не милиция - не забалуешь.

  Шура, за считанные секунды продумавший линию поведения на четверть часа вперёд и на все оставшиеся годы, радостно заявил:

  - Наконец-то я у своих, дорогой товарищ сержант госбезопасности!

  - Какой я тебе товарищ, сука?! Пока не расстреляли, я для тебя - гражданин начальник.

  - Простите, гражданин начальник, по званию выше буду. Но какие условности между нами, чекистами!

  - Доказательства?

  - Для начала докажу, что я не Прицкер и, тем более, не Фройлих Моисеевич. Товарищ сержант, вроде у вас сало осталось, можно?

  Остатков обеда жалко. Но желание узреть, как еврей харчит сало, победило. Гэбист вручил арестанту бутерброд и принялся задумчиво