Будьте красивыми [Иван Васильевич Петров] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

«Дежурный по связи».

Скуратов, однако, тут же пришел на узел сам. Высокий, сутулый, с неподвижным одутловатым лицом, в шинели, наброшенной на плечи, он, как всегда, был хмурым, угрюмым. Появляясь на узле, он обычно проходил вдоль рядов аппаратов, не глядя ни на кого, сутулясь, зорко кося по сторонам красными, воспаленными глазами, хрипло бросал замечания:

— Почему бумажка на полу? Непорядок. Командующий может зайти. А почему не почищены сапоги? ДС! Накажите нерадивых. Мы на виду у всей армии.

Скуратов среди связистов не различал ни мужчин, ни женщин. Девушек он звал бойцами. «Товарищ боец, почему у вас не работает связь?» — «Обрыв, товарищ инженер-майор». — «Хорошо, сидите, товарищ боец». Однажды Елена Гаранина во время ночного дежурства стала переплетать косы, распустив их на груди. Вошел Скуратов, скользнул взглядом по полу, по ногам девушек, по мусорным корзинкам и вдруг поднял красные глаза и увидел Гаранину — с минуту смотрел на нее, остолбенев, впервые, наверное, увидя в «товарище бойце» живого человека, да еще девушку, и было видно, как он боролся с собой, решаясь и не решаясь сделать Гараниной выговор, но так ничего и не сказал, повернулся и, сутулясь, вышел вон. Девушки меж собой, в минуту веселья, шепотком называли Скуратова евнухом. Но это только так, между прочим, вообще же они боялись его пуще огня.

Дягилев подал Скуратову разведдонесение.

— Это, товарищ инженер-майор?

Телеграмма мелко дрожала в пальцах Скуратова.

— А почему здесь два самолета? — спросил он, не глядя на Дягилева. И вдруг увидел Сашу Калганову, дремавшую над аппаратом, подошел к ней, резко запахнув полу шинели: — Сон у аппарата — сон на посту, товарищ боец! — Саша встрепенулась, вскочила, поправила волосы, одернула гимнастерку, вытянулась.

— Простите, товарищ инженер-майор.

— Садитесь. Меньше рассуждайте.

Скуратов вернулся к Дягилеву:

— Почему здесь два самолета?

— А сколько надо? Так передано из полка, товарищ инженер-майор.

— Меньше говорите, Дягилев. Так передано из полка? А как вы передали на капе фронта? Где контрольная лента?

Не дожидаясь, когда ему подадут контрольную ленту, Скуратов подошел к телетайпу с табличкой «Венера», раздраженно вскинул голову:

— Где телеграфистка? Что за порядок сегодня на узле?

Подскочила Карамышева, взволнованная, еще не успевшая погасить в глазах огонек восхищения работой Гараниной.

— Слушаю, товарищ инженер-майор.

Скуратов взял катушку с контрольной лентой, склонясь, скособочив плечо, чтобы не упала шинель, стал разматывать ее. Карамышева поняла, что случилось нехорошее: контрольную ленту проверяли только в случае ошибки, сверки, и, если это делал сам Скуратов, было что-то серьезное. Затаив дыхание, бледнея, она напряженно смотрела, как бегали, разматывая катушку, длинные, сухие, бескровные пальцы начальника узла. Поодаль стоял Дягилев. «Как у него дрожат руки! Втихомолку водку хлещет, что ли?» — думал он о Скуратове. На мгновение пальцы Скуратова остановились. Он поднял глаза на Карамышеву, осмотрел ее с ног до головы, глухо спросил:

— Почему у вас офицерский ремень, товарищ боец? Нарушение формы есть нарушение воинской дисциплины.

Скуратов всегда говорил только бесспорное, в виде афоризмов, долженствующих освобождать людей от лишних рассуждений и раздумий.

Размотав на пол почти всю катушку, он наконец распрямился, поднес к глазам спадавшую спиралью ленту.

— Вот. Девятнадцать пятьдесят три. Разведдонесение. На аэродроме Л. двадцать два Ме-109. Откуда двадцать два? Как ваша фамилия, товарищ боец?

Мимо, как тень, уходя, проскользнул особист, передавший свои шифровки. Скуратов зачем-то козырнул ему. Гаранина выключила аппарат, и на узле стало совсем тихо.

— Как ваша фамилия, товарищ боец?

— Карамышева, — еле слышно ответила девушка.

Скуратов еще раз пристально посмотрел на нее. Лицо его было неподвижным. Отозвал Дягилева, приказал вполголоса, но так, что слышали все:

— Товарищ дежурный по связи, сейчас же снимите с поста Карамышеву, назначьте солдата с винтовкой, пусть отведет ее в роту под арест. Впредь до выяснения. Доложите об этом командиру роты капитану Ипатову. Карамышева исказила боевое донесение.

И пошел прочь, волоча за собой обрывок шуршащей ленты. Двадцать три девушки, стоя у аппаратов, молча проводили его взглядом.

— Черт знает что такое! — развел руками Дягилев. — Как это случилось? И вы — как вы ухитрились вместо двух передать двадцать два? — обратился он к Карамышевой. — Почему не сверили ленту? Пузырев! — крикнул в экспедиторскую. — Посыльный Пузырев, возьмите карабин и отведите Карамышеву в роту. Да поскорей, чтобы вернуться к моменту передачи боевых приказов. Об остальном я позвоню капитану Ипатову.

— Есть, взять карабин и отвести в роту! — донесся из-за перегородки веселый, певучий голос, а через минуту Пузырев, в короткополой шинели, с подсумком на поясе и с карабином в руке, кругленький, пухленький,