Избранное [Хуан Карлос Онетти] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

пространстве. Они живут действительно в особом, онеттианском мире, но этот особый, воображенный мир прочно укоренен в истории и географии.

3
Действие первых, до «Короткой жизни», произведений Онетти происходило то в Монтевидео, то в Буэнос-Айресе; мелькали названия улиц, площадей, кафе, внушая читателю иллюзию узнаваемости, достоверности событий, персонажей, их разговоров и дум. Но вот в романе «Короткая жизнь» некто Браузен, уругваец, живущий в Буэнос-Айресе, но наезжающий в Монтевидео, чтобы всколыхнуть воспоминания юности, в трудный для себя час придумывает… город. Да, стоя у окна в буэнос-айресской квартиренке, он вызывает перед мысленным взором город с центральной площадью, на которую выходят гостиница и редакция местной газеты, с пристанью, складом шерсти и пшеницы, заброшенной верфью на берегу реки, окрестными ранчо, с консультацией доктора Диаса Грея и полицейским участком, где командует комиссар Медина. У города есть местоположение — где-то в районе Росарио (туда ходит катер), неподалеку от действительно обозначенного на карте Аргентины местечка Колония-Суиса, то есть колонии швейцарских поселенцев. Браузен нарекает город Санта-Мария. Когда в 1536 г. испанский конкистадор Педро де Мендоса заложил на правом берегу Ла-Платы город, будущую столицу Аргентины, он назвал его Санта-Мария-дель-Буэн-Айре. Впоследствии в обиходе имя города упростили, он стал просто Буэнос-Айресом. Но память о полном имени, конечно, сохранилась. Впрочем, онеттианская Санта-Мария походит и на Монтевидео, и на другие города Латинской Америки. Детальное описание памятника Браузену-Основателю в романе «Верфь» могло бы относиться к любой конной статуе, обязательно украшающей площадь латиноамериканского города.

Потом Браузен населяет город и его окрестности людьми, воображает их характеры, взаимоотношения, поступки. Персонажи множатся, обретают самостоятельность — каждый из них достоин своей «короткой жизни», и, встречаясь и расходясь, то выступая на передний план, то отодвигаясь в тень, они переходят из произведения в произведение. Появившийся в маленьком эпизоде «Короткой жизни» Ларсен становится центральной фигурой «Верфи» и романа «Наберикляч», события которого предшествуют разорению верфи. Диас Грей мелькает во всех произведениях цикла, а нередко — в повести «Для одной безымянной могилы», в новеллах — выступает в роли рассказчика. Наконец, полицейский Медина является протагонистом последнего романа о Санта-Марии — «Дадим слово ветру».

При этом Онетти руководствуется поэтической, а не житейской логикой. Напрасно будем мы воссоздавать хронологию истории Санта-Марии — мы столкнемся с явными несообразностями. В «Верфи» Медина поговаривает о пенсии, так и не выслужившись из помощников комиссара. А в рассказе «Будет и у собак праздник», где Петрус, разоренный и умирающий в «Верфи», еще крепок и богат, Медина — комиссар. И почему у Петруса в этом рассказе маленький сын, если потом речь будет идти только о его дочери Анхелике Инес? Но, по-видимому, писателю важно лишь то, что Медина всегда умен, опытен, устало-скептичен, а Петрус коварен и не сомневается в своем праве богача распоряжаться жизнью людей и правосудием.

Критики не раз писали о сходстве Санта-Марии и фолкнеровской Йокнапатофы. Онетти не возражал — он высоко ценит Фолкнера и в 40-е годы переводил на испанский язык его рассказы. Сам Онетти упомянул однажды и «Человеческую комедию» Бальзака с ее кругом персонажей. Как и у этих великих творцов, вымышленный мир у Онетти есть художественная модель реального мира, позволяющая укрупнить, выделить самые важные черты, залить их режущим светом анализа и оценки.

В повести «Смерть и девочка» Диас Грей думает о «сотне или тысячах санта-марий, гигантских и многолюдных либо маленьких и провинциальных, как та, что выпала мне на долю. Угнетатели повелевают, угнетаемые повинуются…», Санта-Мария — уменьшенное подобие гигантских санта-марий, закономерности здесь те же, но проще, грубее, нагляднее.

Однако читатель «Короткой жизни» и «Верфи» сразу заметит, что отношения между реальным и вымышленным миром, между Буэнос-Айресом и Монтевидео, с одной стороны, и Санта-Марией — с другой, сложнее и не сводятся только к подобию.

В 1939 г., еще не помышляя об «основании» Санта-Марии, Онетти писал в одной из своих литературных хроник: «Пока Монтевидео не существует. Хотя тут живет больше докторов, чиновников и лавочников, чем во всей остальной стране, наша столица не обретет настоящую жизнь, пока наши писатели не решатся рассказать о том, каков этот город и каковы населяющие его люди» [3].

Многие тогда жаловались на космополитическую безликость Монтевидео. Вот что писал несколько позже другой видный уругвайский прозаик, Марио Бенедетта: «…Сейчас город явно мешает писателям. Ведь латиноамериканского в Монтевидео не много. Любой европеец охотно признает, что наша столица — самая европейская в