Оранг-утан [Барбара Харриссон] (fb2) читать постранично, страница - 4

заканчивалась.

После завтрака он получал разные фрукты, в зависимости от времени года, — Боб долго занимался своими ветками. Опираясь на полки или ящик, он опутывал ветки веревкой, да еще подчас привязывал к ним свои качели. Потом с довольным видом садился поверх всего этого сооружения и почесывался или затевал какую-нибудь другую игру. Любил среди дня полчасика полежать, подремать.

В двенадцать часов ему подавали миску молока с вареным рисом. Выпив молоко, Боб обычно сгребал рис рукой и отправлял в рот. Лицо, веки, уши и все тело оказывались обсыпанными рисом. Почти час уходил у него на то, чтобы собрать с себя и с пола каждое зернышко.

Это был разборчивый едок. Получив фрукты или овощи, он сперва уписывал самые лакомые куски и лишь несколько погодя доедал все остальное. Таким образом, Боб почти целый день был чем-нибудь занят, хотя мы установили строго определенные часы кормления: три раза в день давали ему молоко с рисом, два раза — фрукты. Если он не занимался плодами, или листьями, или корой, то принимался за клетку, находил оторвавшийся угол проволочной сетки, дощечку, щепочку. Предметом его неустанного внимания была также дверь. Без конца ковыряя ее, Боб иной раз ухитрялся случайно выбраться наружу.

Ева льнет к Бидаи, Боб, как всегда, занят едой

Каждый вечер мы выводили Боба и Еву в сад, чтобы они могли хорошенько размяться. Как только открывали клетку Боба, он начинал носиться по траве, словно угорелый. Иногда затевал замысловатый танец — переступал широко расставленными ногами и быстро-быстро крутил руками в воздухе. Обычно лее он передвигался на четвереньках, опираясь корпусом на кулаки и подтягивая слегка расставленные ступни.

Ева тоже научилась ходить. Мы с Бидаи опускали ее на траву и становились метрах в десяти. Сперва она кричала и жаловалась, что ее бросили, потом, продолжая кричать, начинала ползти к нам. Мы медленно отступали, сохраняя дистанцию. Мало-помалу Ева так увлеклась процессом передвижения, что перестала кричать. Вскоре она уже научилась уверенно ходить и в нашем обществе охотно исследовала сад. Правда, далеко отходить от нас не отваживалась, а потеряв нас из виду, визжала от страха.

Боб довольно равнодушно относился к Еве. Он трогал ее, толкал, обнюхивал, несколько раз пытался затеять игру, тихонько покусывая ее за живот. После чего обычно отправлялся обозревать сад, который казался ему куда интереснее. Особенно нравились ему грядки с ананасами. Боб дергал зубами плотные листья, обкусывал полуспелые плоды. Искал муравьев и прочих букашек, с удовольствием жевал землю.

К вечеру Боб обычно оказывался довольно грязным. Раз в неделю мы непременно отмывали его и Еву в ванне. Они не очень любили воду, тем более, холодную, но быстро приходили в себя после первого испуга и даже наслаждались купанием. Причем каждый требовал свое полотенце. Сидя в клетке с гордым видом, клали полотенце себе на голову или обматывали вокруг шеи, а в заключение разрывали в клочья — своего рода компенсация. На ночь, чтобы было тепло и уютно, им выдавали по мешку. После ужина на закате они забирались в метки и засыпали, лежа на боку, на полу клетки. Причем Боб часто похрапывал. До самого утра оба спали как убитые.

Первое время мы страшно баловали Еву, добиваясь, чтобы ей у нас было хорошо. Она пристрастилась к молоку и постепенно прибавляла в весе. Шерсть у нее стала длинная и блестящая. Каждое утро Ева сидела у дверцы своей клетки, греясь на солнышке и требуя от проходящих, чтобы ее взяли на прогулку. Пока она оставалась такой милой крошкой, справиться с ней было несложно.

Но все-таки она была очень тщедушной на вид, и я все время беспокоилась за ее здоровье. Мне в жизни не приходилось ухаживать за маленькими детьми, поэтому я без конца расспрашивала знакомых мамаш. Однажды у Евы обнаружились глисты. В тот же день мы отнесли ее к врачу и потом постоянно проверяли их с Бобом.

Ева строго следила за тем, чтобы не пачкать там, где спала. Сидя у меня на руках, она обычно тоже вела себя прилично. Но с чужими она не очень церемонилась, о чем я всякий раз предупреждала, когда давала подержать ее кому-нибудь из знакомых.

Хотя Боб и Ева хорошо росли, прибавляя в месяц по полкилограмма, я не очень-то полагалась на эти признаки. Оранг-утаны медленно вырастают, лишь к десяти годам они достигают полной зрелости. И если все детство они проводят в неволе, им потом уже не выжить в джунглях. Так что у нас были две возможности: либо растить наших малышей так, чтобы они потом и в лесу не пропали, либо готовить из них экспонаты для зоопарков.

Весной 1958 года Бобу было около трех лет, и мы часто задумывались над тем, что же с ним будет дальше. Нам сдавалось, что он слишком привык к жизни с нами, вряд ли удастся привить ему новые навыки, да и как это сделать? Пока что Боб явно чувствовал себя отлично и нисколько не походил на болезненных, облысевших, жалких