Часть четвертую я слушал необычайно долго (по сравнению с предыдущей) и вроде бы уже точно определился в части необходимости «взять перерыв», однако... все же с успехом дослушал ее до конца. И не то что бы «все надоело вконец», просто слегка назрела необходимость «смены жанра», да а тов.Родин все по прежнему курсант и... вроде (несмотря ни на что) ничего (в плане локации происходящего) совсем не меняется...
Как и в частях предыдущих —
подробнее ...
разрыв (конец части третьей и начало части четверной) был посвящен очередному ЧП и (разумеется, кто бы мог подумать)) очередному конфликту с новым начальственным мразматиком в погонах)). Далее еще один (почти уже стандартный) конфликт на пустом месте (с кучей гопников) и дикая куча проблем (по прошествии))
Удивила разве что встреча с «перевоспитавшейся мразью» (в роли сантехника) и вся комичность ситуации «а ля любовник в ванной»)) В остальном же вроде все как всегда, но... ближе к середине все же наступили «долгожданные госы» и выпуск из летного училища... Далее долгие взаимные уговоры (нашего героя) выбрать «место потеплее», но он (разумеется) воспрининял все буквально и решил «сунуться в самое пекло».
Данный выбор хоть и бы сделан «до трагедии» (не буду спойлерить), но (ради справедливости стоит сказать, что) приходится весьма к месту... Новая «локация», новые знакомые (включая начальство) и куча работы (вольно, невольно помогающяя «забыть утрату»). Ну «и на закуску» очередная (почти идиотская) ситуация в которой сам же ГГ (хоть и косвенно, но) виноват (и опять нажравшись с трудом пытается вспомнить происходящее). А неспособность все внятно (и резко) проъяснить сразу — мгновенно помогает получить (на новом месте службы) репутацию «мразоты» и лишь некий намек (на новый роман) несколько скрашивает суровые будни «новоиспеченного лейтенанта».
В конце данной части (как ни странно) никакого происшествия все же нет... поскольку автор (на этот раз) все же решил поделиться некой «весьма радостной» (но весьма ожидаемой) вестью (о передислокации полка, в самое «пекло мира»)).
Часть третья продолжает «уже полюбившийся сериал» в прежней локации «казармы и учебка». Вдумчивого читателя ожидают новые будни «замыленных курсантов», новые интриги сослуживцев и начальства и... новые загадки «прошлого за семью печатями» …
Нет, конечно и во всех предыдущих частях ГГ частенько (и весьма нудно) вспоминал («к месту и без») некую тайну связанную с родственниками своего реципиента». Все это (на мой субъективный взгляд)
подробнее ...
несколько мешало общему ходу повествования, но поскольку (все же) носило весьма эпизодический характер — я собственно даже на заморачивался по данному поводу....
Однако автор (на сей раз) все же не стал «тянуть кота за подробности» и разрешил все эти «невнятные подозрения и домыслы» в некой (пусть и весьма неожиданной) почти шпионской интриге)) Кстати — данный эпизод очень напомнил цикл Сигалаева «Фатальное колесо»... но к чести автора (он все же) продолжил основную тему и не ушел «в никуда».
Далее — «небрежно раздавленная бабочка Бредберри» и рухнувший рейс. Все остальное уже весьма стандартно (хоть и весьма интересно): новые залеты, интриги и особенности взаимоотношения полов «в условиях отсутствия увольнений» и... встреча «новых» и «бывших» подруг ГГ (по принципу «то ничего и пусто, то все не вовремя и густо»)) Плюсом идет «встреча с современником героя» (что понятно сразу, хоть это и подается как-то, как весьма незначительный факт) и свадьма в стиле «колхоз-интертеймент представляет» и «...ах, эта свадьба пела и плясала-а-а-а...» (в стиле тов.П.Барчука см.«Колхоз»)).
Концовка (как в прочем и начало книги) «очередное ЧП» (в небе или не земле). И ведь знаю что что-то обязательно будет... И вроде уже появилось желание «пойти немного отдохнуть» после части третьей... Ан нет!)) Автор самым циничным образом «все же заставил» поставить следующую часть (я то все слушаю в формате аудио) на прослушку. Так что слушаем дальше (благо пока есть «что поесть»))
средней школы как члена «Веэрикуской республики», где он был не знаю кем, кажется, министром иностранных дел. На самом же деле он, как и другие мальчишки и девчонки из Веэрикуской школы, оказался жертвой своего несчастного учителя истории Круузамяэ, который в своем наивном патриотическом рвении подвиг их на радиолюбительство и установление контактов с лесными братьями, из-за чего они по неосторожности и попались. Лесные братья, насколько известно, скрылись от госбезопасности, а дети (плюс, разумеется, сам Круузамяэ) попали в тюрьму и пошли под трибунал, получили от пяти до десяти лет лагерей и твердую уверенность, что в том государстве, где они окажутся после освобождения, — если оно будет то же, которое их наказало, — они ни на что не пригодятся. Как я понял уже в центральной тюрьме, Веэрикуская республика разделилась на два лагеря. Одни считали, что Круузамяэ просто жалкий дурак, другие — что он, поди знай, просто кагебешный стукач и что свою полученную десятку отсиживать, конечно, не будет, — поди проверь. Палло был в республике единственным, кто говорил и верил, что Круузамяэ абсолютно честный человек и для своего места учителя истории в школе человек весьма достойных знаний, только слишком уж большой идеалист по отношению как к себе, так и к другим. Мы обменялись с Рихардом первой информацией. Прежде всего о том, как и каким путем попали сюда из таллиннской центральной тюрьмы и какие тут жизненные условия. Он помещался в тринадцатом ОЛП уже полгода и нашел тут довольно приличную работу. Большинство заключенных работало под землей, на угледобыче. Работа, между прочим, сносная, хотя и на глубине в четыреста метров. Зато после работы, представь себе, — горячий душ. Только что строем ходить — собаки, четвероногие и двуногие, и, как водится, шаг влево, шаг вправо… А что шестьдесят восьмая широта и большую часть года затемно выходить и затемно приходить, весь день под землей, так там все равно темно. Старые, правда, жалуются: нервирует это. Он же, Рихард, хорошую работу нашел. Лаборант, на пробах угля. Пробы же берет капитан Киви, эстонец. Свой человек. Чемпион мира по стрельбе. Хельсинки, Люцерн и Буэнос-Айрес. Это имя каждому эстонцу известно. Капитан Эстонских вооруженных сил. С чистой анкетой, сын банщика, в стрелковом корпусе стал красноармейцем, но на фронте или где там сказал правду о русских и получил десять лет. Человек точный, как пассуповская винтовка. Рихард был уверен, что Киви и мне скоро приличную работу приищет. Тут прошмыгнул дневальный по семнадцатому. А раз дневальный, то, будь он в лагере хоть какой пустой человек, а в то же время важная персона, и Рихард позвал его к нам. Вот, Аким Акимыч, гляньте, это земляк мой, посылки получает. Так что уж пристройте по соседству, земляк все-таки, а уж хлебная-то пайка от него вам обеспечена. Я удивился, как Рихард, с его-то мраморно-ангельским лицом, так скоро, всего за полгода, обучился всем этим премудростям, и удивился на Аким Акимыча. Это был лет, может быть, шестидесяти, очень худой, со светлыми редкими усами человек откуда-то из деревни с Западной Украины. Кто помоложе да поздоровей, тем в дневальные не пробиться. Во всяком случае, он на речи Рихарда хмыкнул — хмм — и хлебную пайку явно свою заслужил, учитывая как его худобу, так и расторопность, поскольку немедля устроил нас на соседние нары с общим шкафчиком посредине. Когда я занял свое новое место рядом с Рихардом, тот спросил: «А что тебе князь там говорил?» — «Князь?» — видимо, это был кто-то, с кем я тут встречался на виду у Рихарда. Первое, что пришло в голову при слове «князь» на этом тюремно-лагерном фоне, был замечательный Идиот Достоевского, князь Лев Николаевич Мышкин, чья ранимость и неприкаянность заставляла нас содрогаться от жалости на протяжении всех пятисот страниц, человек, участвующий во всех самых ужасных сценах романа и все-таки остающийся незапятнанным в своей небесной чистоте… Но никого хоть капельку похожего на такого человека я здесь не видел. Может, Рихард имеет в виду этого Акима Акимыча? «Какой князь?» — «Ну этот, который на раздаче с тобой толковал». — «Ах, этот…» — «Вы, что ли, знакомы?» — «Нет. Впервые вижу… — Меня одолел смех. — А и верно, с какой-то стороны его можно и князем назвать». — «Что значит с какой-то и что значит можно? Он и есть князь. По крайней мере, насколько можно ему верить».
Рихард рассказал: по его собственным словам, а это могут подтвердить многие здесь, в тринадцатом, Пинский был сыном царского министра, действительно князя. Его отца во время революции то ли посадили в тюрьму, то ли расстреляли, то ли он умер от тифа. А сам он в двадцатом году бежал в Польшу, где находилась часть его родовых имений, которыми от имени отца управлял его дядя, тоже князь и сенатор, как русский, видимо, так и польский. При Пилсудском в Польше был князь Пинский, точно. Он окончил университет и стал управлять своими имениями. Женился на какой-то знатной немецкой барышне из Курляндии и перед вторжением Гитлера в Польшу
Последние комментарии
19 часов 38 минут назад
21 часов 42 минут назад
1 день 18 часов назад
1 день 18 часов назад
2 дней 50 минут назад
2 дней 4 часов назад