Хватит убивать кошек! [Николай Евгеньевич Копосов] (fb2) читать постранично, страница - 120


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

источниками. В случае раннесредневековой Средиземноморской Франции все три условия выполнены с точностью до наоборот. В известном смысле И. С. Филиппов оказался здесь жертвой того самого «идола истоков», об опасности которого предупреждал историков Марк Блок.

(обратно)

305

Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970.

(обратно)

306

Foucault M. Politics, Philosophy, Culture. Interviews and Other Writings. 1977–1984. New York; London: Routledge, 1988. P. 35.

(обратно)

307

Вопрос о наличии и причинах кризиса университета спорен. Полярные точки зрения см.: Pelikan J. The Idea of the University. A Reexamination. New Haven; London: Yale U. P., 1992; Readings B. The University in Ruins. Cambridge (Mass.); London: Harvard U. P., 1996.

(обратно)

308

Работы по истории университетов см. в прим. 16 к главе 2.

(обратно)

309

Слово «интеллектуал» принято считать исконно французским, наверное, потому, что парадигматическим примером интеллектуала является парижский интеллектуал. Во французском языке слово «интеллектуал» как существи тельное (lintellectuel) было впервые употреблено, по-видимому, в ходе дела Дрейфуса, в знаменитом памфлете Эмиля Золя «Я обвиняю» (1895). Золя, который, опираясь на свой авторитет писателя, отстаивал общие гуманистические принципы в публичных дебатах, в известном смысле и стал первым французским интеллектуалом. Уже в 1890-е гг. слово «интеллектуал» стало общепринятым. Но одним-двумя десятилетиями ранее оно в качестве существительного стало употребляться в Англии, где в формулах типа the intellectual person оно зафиксировано еще в языке лорда Байрона. Слово «интеллигенция», несмотря на свое подозрительно немецкое звучание, принято считать исконно русским, как и сам феномен; на самом же деле это слово немецкого происхождения, и встречается оно в Германии уже в документах Франкфуртского парламента (т. е. на десять — пятнадцать лет раньше, чем в России, где оно появляется в 1860-е гг., хотя формулы типа «интеллигентный человек» встречались и раньше). Вероятно, члены Франкфуртского парламента, среди которых было немало университетских профессоров, искали адекватную формулу для обозначения начинавшего формироваться социального слоя (заметим, что поиск этот был связан с политической самоидентификацией). Понятия «интеллектуалы» и «интеллигенция» часто противопоставляют, особенно в России, усматривая в интеллектуалах воплощение технократической мечты, а в интеллигенции — хранителя нравственных ценностей. Для подобного противопоставления нет оснований, поскольку как интеллектуалы, так и интеллигенция в соответствующих странах (т. е. прежде всего во Франции и в России) рассматривались прежде всего как своего рода «светское священство», только в конкретных условиях указанных стран эта роль проявлялась в одном случае в публичных дебатах, а в другом — в молчаливом, едва ли не исключительно нравственном, сопротивлении власти (компромиссы, которых везде хватало, не меняли этого общего смысла).

(обратно)

310

Институционализация социологии во Франции под влиянием Э. Дюркгейма остается классическим примером, хотя уже В. Каради говорил о ней как о «полупровале» (Karady V. Durkheim, les sciences sociales et l’Université: bilan d’un semi-échee // Revue française de sociologie. Vol. 17. № 2. 1976. P. 267–311). См. также: Clark T. N. Emile Durkheim and the Institutionalization of Sociology in the French University System // Archives européennes de sociologie. Vol. 9. 1968. № 1. P. 37–71; Mucchielli L. Idem La découverte du social. Naissance de la sociologie en France (1870–1914). Paris: La Découverte, 1998. По мнению П. Вагнера, настоящей институционализации социальным наукам пришлось ждать до 60-х гг. XX в. (Wagner P. A History and Theory of the Social Sciences. London: Sage Publications, 2001). Это, безусловно, правда, но она никак не отменяет значения перемен, происшедших вокруг 1900 г.

(обратно)

311

О профессионализации социологии и истории в Англии см. соответственно: Lepenies W. Between Literature and Science: The Rise of Sociology. Cambridge: Cambridge U. P.. 1988; Levine Ph. The Amateur and the Professional. Antiquarians, Historians and Archeologists in Victorian England. 1838–1886. Cambridge; London; New York: C.U.P., 1986; Jann R. From Amateur to Professional: The Case of the Oxford Historians // The Journal of British Studies. Vol. 22. № 2. 1983. P. 122–147; Goldstein D. S. The Professionalization of History in Britain in the Late Nineteenth and Early Twentieth Centuries // Storia della storiografia. Vol. 3. 1983. P. 3–27.

(обратно)

312

Haskell T. L. The Emergence of Professional Social Science. The American Social Science Association and the Nineteenth-Century Crisis of Authority. Urbana; Chicago; London: University of Illinois Press, 1977; Herbs! J. The German Historical School in American Scholarship. A Study in the Transfer of Culture. Port Washington; New York; London: Kennikat Press, 1972; Turner J. Language, Religion, Knowledge. Past and Present. Notre Dame (Indiana): Universitv of Notre Dame Press, 2003. P. 69–94.

(обратно)

313

Так, Леопольд фон Ранке, культ которого был весьма распространен среди американских историков конца XIX в., воспринимался именно как образец историка-позитивиста,