Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955-1958) [Ирина Владимировна Одоевцева] (fb2) читать постранично, страница - 2
- Эпизод сорокапятилетней дружбы-вражды: Письма Г.В. Адамовича И.В. Одоевцевой и Г.В. Иванову (1955-1958) 454 Кб, 157с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Ирина Владимировна Одоевцева - Георгий Владимирович Иванов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (64) »
Описывать подробно все нюансы сложных взаимоотношений в нашу задачу не входит, для этого и материала недостаточно, и объем статьи слишком мал, — уж слишком богатые биографии у всех троих. Чуть подробнее хочется остановиться на одном: как теснейшая дружба, насчитывающая 25 лет (и каких лет!), сменилась пятнадцатилетней враждой. Что было настоящей причиной? Обоюдная зависть (у одного к творческим успехам, у другого — к житейским)? Об этом можно только догадываться, судя по второстепенным признакам: по намекам, отдельным интонациям писем. Причина внешняя очевидна, — внезапное несходство политических убеждений.
Вторая мировая война завершила целую эпоху в жизни русской эмиграции в Париже. 3 сентября 1939 г. — день, когда Франция и Великобритания вступили в войну с Германией, — можно одновременно считать и концом «русского блистательного Парижа». Ему уже никогда не суждено было возродиться в своем прежнем качестве. Нельзя сказать, что война оказалась для эмигрантов событием неожиданным. О том, что она вот-вот разразится, поговаривали задолго до осени 1939 г., — слишком уж напряженная была атмосфера в Европе в конце 1930-х гг. Но одно дело — ждать и предчувствовать, и совсем другое — делать выбор, когда этого требует время. Вторая мировая заставила каждого сделать свой выбор. Некоторым эмигрантам судьба предоставила несколько более широкие возможности для выбора, чем, например, советским людям, но выбирать, тем не менее, пришлось всем. Соответственно широким оказался и диапазон решений. Война все перевернула. Лидер кадетов П.Н. Милюков приветствовал сталинскую политику, А.И. Деникин возлагал надежды на Ворошилова, а Д.С. Мережковский — на Гитлера, сын террориста Л.Б. Савинков оказался капитаном интербригады в Испании, а бывший белогвардеец С.Я. Эфрон — агентом НКВД. Трудно даже придумать вариант судьбы, которому нельзя было бы подыскать аналог в истории русской эмиграции. Одни шли в Иностранный легион, другие организовывали Сопротивление во Франции, третьи сотрудничали с гитлеровцами, четвертые эмигрировали вторично, — в Новый Свет, в нейтральные страны. Литература в это время окончательно отошла на задний план, все заслонила политика, и в списках сражавшихся на той или иной стороне немало имен литераторов, в том числе и довольно известных: Н.А. Оцуп, Г.И. Газданов, B.C. Варшавский, Д. Кнут, А.П. Ладинский, В.Л. Андреев и многие другие. А уж остаться от политики в стороне, не быть замешанным в нее или хотя бы заподозренным в симпатии к той или другой стороне удалось и вовсе единицам. Из крупных имен здесь, кроме Алданова, и вспомнить-то некого. Не остались в стороне и Адамович с Ивановым.
Из-за чего в точности произошел разрыв, пока неизвестно, и в письмах, и в воспоминаниях оба глухо упоминают лишь о каких— то разговорах в «Круге» И.И. Фондаминского. Но по статьям Адамовича тех лет и общему умонастроению обоих суть этих разговоров легко восстановить. Георгий Иванов, как и Гиппиус с Мережковским, всегда был «за интервенцию» и остался стоять на этом даже после начала Второй мировой войны, что в глазах эмигрантской общественности автоматически превращало его в «коллаборациониста» и пособника нацистов. Адамович же в статьях конца 1930-х гг. цитировал Сталина едва ли не на каждой странице, вынужденно признавая его главной защитой демократии от «коричневой чумы», поскольку на других надежды мало. И свои убеждения тех лет едва ли не единственный раз в жизни постарался доказать делом, доказать прежде всего самому себе, что способен не только на прекраснодушные разговоры.
Со стороны это наверняка выглядело довольно смешно: сорокасемилетний тщедушный интеллигент с врожденным пороком сердца, никогда не державший в руках ничего тяжелее ручки, впервые сталкивающийся с солдатской жизнью. Во всяком случае, французских офицеров такой факт очень позабавил, да и некоторые из знакомых Адамовича сочли нужным над этим посмеяться, не исключая и Георгия Иванова. Зато на участников «Круга» почин Адамовича оказал воздействие неизгладимое. Следуя его примеру, несколько молодых и не очень молодых поэтов, прозаиков и философов русского Парижа записались на фронт добровольцами и, надо сказать, проявили большую предрасположенность к службе, чем их вдохновитель. Другие сражались на стороне партизан или участвовали в Сопротивлении (собственно, и организатором-то французского Сопротивления, и автором самого термина Resistance был знакомый Адамовича русский поэт-эмигрант Борис Вильде, также посетитель «Круга» Фондаминского).
Это отнюдь не был самый легкий и простой выбор. По нескольким причинам. Во-первых, он отнюдь не вызвал восторга у всей эмиграции. По свидетельству современника, многие русские в Париже «на участие в Сопротивлении смотрели почти как на измену основному эмигрантскому делу борьбы с большевиками»[8].
Во-вторых, и сами французы далеко не всегда отвечали взаимностью русским эмигрантам, признававшимся в любви к новой
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (64) »
Последние комментарии
9 часов 30 минут назад
9 часов 30 минут назад
14 часов 49 минут назад
18 часов 31 минут назад
18 часов 52 минут назад
19 часов 46 минут назад