Друзья и возлюбленные [Джоанна Троллоп] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

макраме, вышивкой, вязаньем, лоскутным шитьем и фарфором, поджидающим ее смелых неровных мазков, незаконченными каминными экранами, коллажами из парчи и твида и яркими цветочными натюрмортами (цветы Ви покупала вечером за сущие гроши).

Она очень любила яркие цвета. Еще она любила Джину и Софи, бокс, бренди с имбирным лимонадом по субботам и Дэна Брэдшоу. «Любовь всей моей жизни, — говаривала она дочери. — Но ему я в этом не признаюсь».

Дэн Брэдшоу, вдовец семидесяти семи лет, тоже жил в Орчард-Клоуз, прямо напротив Ви. Его дом отличался безукоризненной чистотой. Он любил хоровое пение («Не выношу этот шум», — признавалась Ви), естественную историю и Ви Ситчелл. Лоренс однажды сказал Софи (подчеркивая, сколь вечна и крепка настоящая любовь), что Дэн влюблен, точно юноша. «Ему словно и не семьдесят семь вовсе, а двадцать семь».

Дэн считал Ви роскошной женщиной, храброй и сильной. По утрам она частенько ходила его будить, при этом лишь накидывала красный плащ на ночную рубашку, чем неизменно давала повод для пересудов прочим обитателям Орчард-Клоуз. Некоторые даже приподнимали занавески, чтобы получше все разглядеть.

Войдя во двор, Софи среди бархатцев обнаружила Дэна. Тот скромно улыбнулся и поправил соломенную шляпу.

— Эти улитки — прямо чума. Настоящая чума. Из-за ливней их тут целый миллион.

Рядом с ним стояло пластмассовое ведро, на дне которого копошились улитки.

— А что вы с ними сделаете? — спросила Софи.

— Отнесу в сад возле аббатства, там полно кустов, — ответил Дэн. — Надо пошевеливаться, не то Ви их и впрямь сготовит. Она уже давно порывалась.

Софи села на корточки.

— Не верьте ей. Она терпеть не может заморскую еду.

— А я бы и не дал ей готовить. Видеть не могу, когда страдают безвинные твари. А ты теперь отдыхаешь, после экзаменов-то?

— Ага. Вроде того. Сегодня, кажется, у всех есть важные дела, кроме меня.

— Ты же читать любила?

Софи вытащила за панцирь одну улитку. Снизу к ней прилипли еще две. Она тут же с отвращением бросила их обратно.

— Ну да. Только после экзаменов меня уже тошнит от чтения.

— В твоем возрасте я был бойскаутом. Мы учились выживанию, ходили в походы… Да, нынче это небезопасно. А жаль. — Старик принялся рассыпать вокруг бархатцев ярко-голубые шарики. — Ненавижу травить их, а приходится. Простите меня, улиточки.

Софи встала.

— Ну, пойду к бабушке.

Дэн хихикнул.

— Передай ей…

— Что?

— A-а, ничего. Я лучше сам потом скажу.


— Стало быть, уехали на вечеринку? — Ви размазывала сливочную глазурь по шоколадному торту. Она одна умела печь торты с душой, не задумываясь о вреде для здоровья.

— Да, вчетвером на одной машине. Мама, папа, Хилари и Лоренс. Бросили жребий, кому быть за рулем, и выпало Хилари.

— Могли бы и такси вызвать. — Она протянула Софи лопаточку. — На, облизни. Да и вечеринка так себе — одни бывшие жены соберутся. Не пойму, что за радость созывать на свой день рождения всех трех женушек? Пятьдесят лет — подумаешь, большое дело! Не пересластила?

— Чуть-чуть.

— Мне сахара много не бывает. Это из-за войны, будь она неладна. Все годы только и мечтала, что о горячей ванне и сладком. Дэн небось улиток спасает?

— Ага, у него уже штук пятьдесят в ведре.

Ви положила в раковину миску с лопаточкой и включила горячую воду.

— Наш Дэн — мягкий, как масло. Дай ему волю, он откроет службу по спасению крыс или уховерток, ей-богу. — Ви завинтила кран. — Ну, что новенького?

Софи сцепила руки.

— Да ничего.

Ви прошла через крошечную кухню к небольшому зеркалу в форме сердца на стене. Достав помаду из стоящей тут же кружки, она стала подкрашивать губы, внимательно глядя на отражение Софи.

— Выкладывай.

Сидя за кухонным столиком, Софи заметила каплю сливочной глазури и раздавила ее пальцем.

— Сегодня вообще ужасно было. Они с самого утра начали, еще до того, как я проснулась. И при мне продолжали…

— Опять за старое?

— Угу.

Ви закрыла помаду, посмотрела на себя в зеркало с разных сторон. Странная штука — помада. Викторианские девушки даже кусали себе губы, чтобы они казались краснее, иногда до крови. Ви повернулась к внучке.

— Так уж у них заведено, птичка. Не бери в голову.

Софи промолчала. Для ее родителей ссоры и скандалы практически стали средством общения. Неудивительно — за столько-то лет! Но последнее время Софи было не по себе от их перебранок. Мама все больше страдала, папа держался холодно. Они почти презирали друг друга.

— То, что ты называешь «неверностью», — громко заявил Фергус утром, — всего лишь попытка жить собственной жизнью, сохранить хоть что-то для себя!

Джина завопила:

— Ты ничего не понимаешь, не желаешь понять! Разве не видно, как мне одиноко?! Моему мужу нет до меня дела!

На ней был халат, который Софи обожала: темно-зеленый в красных и желтых огурцах. Мама случайно пролила на него кофе; она яростно терла пятно голубой салфеткой и кричала, что быть