Звезда Вавилона [Барбара Вуд] (fb2) читать постранично, страница - 3

отправки. Это письмо было отчаянной попыткой спасти ее карьеру, которая сообщала ее точку зрения на то, что на самом деле произошло в скандальном инциденте в гробнице фараона Тетефа. Ладно, она отправит его позже.

Кэндис остановилась под дождем и посмотрела на спущенное правое переднее колесо своей машины. Времени менять его не было.

— Я отвезу вас, — весьма любезно предложил детектив.

Больше он ничего не объяснял по дороге в госпиталь, который находился в Санта-Монике, в десяти милях отсюда. Он так и не снял свою шляпу, но вблизи Кэндис могла лучше рассмотреть его лицо. В уголках его рта залегли глубокие морщины, поэтому она предположила, что ему уже за тридцать. Его нос был крупным и приятной формы. Профиль напоминал ей фараона Тутмоса III.

Тихоокеанское шоссе представляло собой видение из кошмарного сна, вода текла по всем четырем полосам движения, грязь сползала по склонам холма, молнии проносились яркими всполохами по черному небу. Кэндис даже не могла разглядеть вспенивающиеся волны на стороне пляжа и то небольшое количество машин, которые ползли по дороге.

Она думала о профессоре Мастерсе. Когда последний раз они видели друг друга? Во время ланча, год назад, после того как завершили совместную работу над Соломоновым проектом. Они были друзьями и работали вместе. Но все же почему он захотел увидеть ее?

Она наклонилась вперед, словно пытаясь заставить машину ехать быстрее.

Детектив посматривал на свою пассажирку, оценивая ее. Она очень напряжена. На взводе. О чем-то думает. Молчит.

К этому он не привык. Они вместе мчатся среди ночи в больницу, где лежит сраженный болезнью близкий друг. В такой момент она просто обязана задавать миллион нервных вопросов, курить сигареты. Однако Армстронг смотрит прямо перед собой, но, похоже, не видит ничего — сконцентрировалась на каких-то своих мыслях.

И вдруг неожиданно бросает слово:

— Иерихон.

Детектив оторвал взгляд от дороги.

— Что?

— Первый раз я работала с профессором Мастерсом в Иерихоне.

Он удивленно взглянул на нее. Она продолжала вести внутренний диалог.

Ее голос оказался не таким, как он ожидал. Он был глубоким, звучал твердо и зрело, и в то же время какие-то его нотки заставляли вспомнить сливочное мороженое с помадкой.

— Что случилось с профессором? — спросила она. — Это была авария?

— Он упал с лестницы.

Она посмотрела на него.

— Он мог умереть, — сказала она, вспомнив, что ее бывшему учителю уже почти семьдесят.

— Он в очень тяжелом состоянии.

Снова прогремел гром, и молния лучами расползлась по небу. Они свернули с шоссе и начали взбираться по дороге на вершину холма. Мгновение спустя они ехали вниз по бульвару Уилшир, где впереди сквозь мельтешащие на лобовом стекле «дворники» был виден светящийся указатель с надписью «Неотложная скорая помощь».

Полицейский сбросил скорость и заехал на стоянку. Кэндис думала, что он высадит ее здесь и уедет, но он припарковал машину в красной зоне и проводил ее через двойные двери к лифту, где нажал кнопку с цифрой 4. Яркий свет теперь позволял разглядеть морщины в уголках его глаз и край белокурых волос под шляпой, которую он все еще не снял. К своему удивлению, она заметила, что под мокрым плащом на нем был надет пиджак, белая сорочка с накрахмаленным воротничком и аккуратно завязанный галстук из бургундского шелка. Может, его вызвали с какой-то вечеринки?

Она ожидала увидеть толпу волнующихся друзей и родственников в приемном покое отделения интенсивной терапии, но там никого не было. Коридор был пуст, лишь какой-то мужчина пил воду из фонтанчика. В самом отделении также не было никого, кто бы, тревожась, сидел рядом с постелью профессора.

— Разве вы не известили родных и знакомых профессора о произошедшем? — спросила она, когда оставляла свои личные данные в журнале регистрации посетителей.

— Только вас, — ответила медсестра, направив Кэндис к одной из палат, расположенных полукругом от центральной стойки с мониторами.

Когда она увидела своего старого наставника лежащим на белых простынях, слезы подступили к ее глазам: повязка вокруг его поврежденной головы, капельница, подведенная к его руке, кислородная канюля под носом, пикающий монитор сердцебиения — все это расстроило ее. Цвет его кожи был ужасным: он выглядел не просто старым, а древним.

Она смотрела на его руки, покрытые пятнами и синяками в том месте, куда была введена игла капельницы, и в ее памяти всплыла старая картина: его прекрасные руки, работавшие над древним папирусом, рассыпавшимся на тысячи мелких фрагментов. Профессор проводил часы, складывая их в единое целое, иногда у него уходило несколько недель на то, чтобы соединить два неровных края.

— Смотрите, Кэндис, — показывал он. — Помните свой алефвит. Смотрите же. — Двадцать две буквы древних писаний на иврите профессор называл «алефвит», чтобы отличать его от сегодняшнего «алфавита». Всю свою жизнь он посвятил