Черное сердце [Патрик О'Лири] (fb2) читать постранично, страница - 4


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

выдержал больше миров, чем вы можете представить. Я путешествовал бесконечными коридорами пространства и времени. И я никогда. Не встречал никого. Кто мог бы. Остановить. Меня.

— Значит, вы никогда не встречали никого со вторым зрением.

Он сунул мизинец в рот, послюнил его и поднял между своими глазами.

— Своим самым маленьким пальцем я могу заставить вас умолять о смерти.

Она царапнула свои карты с надписью, те, что с красным глазом, — трещащий звук напомнил ему леса Анвардолы, сухой ветер, шуршащие люди, сладкий запах горящей кости. Долгое задание, которое как и все закончилось одинаково: завладением. Поглощенный, как всегда, своим текущим операционным статусом и занятый несколькими диагностическими тестами, он едва расслышал звук этих карт. Рука его заныла, отметил он с зарождающимся замешательством, словно в портфеле лежали не пробы, а куски лунного грунта. Что, очевидно было не так.

Она перестала тасовать карты.

— Это называется старением, — сказала она. — Такое происходит с большинством из нас. Просто с вами это происходит быстрее.

— Старение? — спросил он. Его информировали об этой концепции. Не имеющая отношения к нему случайность. Он обратил внимание, что усы его заметно увлажнились.

— Энтропия, растянутая на весь жизненный цикл. Несомненно, убыстренная значительными тратами энергии, вызванные вашей оболочкой. — Она улыбнулась. — Выпивка больше не поможет.

Он поморщился, ибо сообразил, что и в самом деле пренебрег ритуалом питания. Кроме жидкостей, он многими днями не принимал никакой их прокисшей пищи. Аппетит всегда обладал у него низким приоритетом, он давно переместил его на самый низкий уровень. Если честно, сама мысль о еще одной жареной корове, бескостной рыбе, вздутом зерне, измельченном клубне доводила его почти до тошноты.

— Я компенсируюсь, — сказал он, чувствуя странное кружение в своем желчном протоке. Он повернул одно глазное яблоко назад в глазнице, в поисках адреналинового триггера. Он обнаружил, что не может его вызвать.

Она взяла его за руку, словно он был ребенком. Осторожно повела к ряду пластиковых кресел. На каждом был укреплен телевизор. Он обнаружил, что сидеть — большой облегчение. Словно издалека, к чему он не привык, он смотрел на себя самого, осевшего в узком кресле, и на маленькую женщину в черном, бросающую в прорезь монеты, запачканные прилипшими вонючими крошками.

— Я не чувствую своих ног, — сказал человек в черном.

— Ш-ш! — сказала она.

Потом к нему вернулось дыхание; казалось, он плывет надо всеми, но в действительности это за ним следила камера наблюдения высоко под потолком. Какие крошечные твари, подумал он. Оцепенелый человек внизу смотрит телевизор. Но округлая женщина в черном смотрела на него, показывая на потолок.

— Вызовите их, — сказала она. — Скажите им: Руки. Прочь. От. Земли.

Ярость вскипела в нем, когда она забрала портфель из беспомощных рук. Он обратился к ней Голосом Триумфа, однако не только не заполнил все пространство вокруг, как это было в других мирах, заставляя содрогаться чувствующих: слова пузырились с губ бледнеющего человека в черном, едва различимые в грохоте игорных автоматов, звона колеса Фортуны, аплодисментов аудитории Бербенка.

— Я — страж четвертого уровня! Мне 800 лет!

— Такой молодой? — спросила она.

— Ты — пылинка! — Брызги слюны запятнали экран. — Я проглатывал звездные системы! Я порождал пожары! — Человек говорил невнятно. Язык более не повиновался ему.

— Вы захватили все, — тихо сказала она, — и вы ничему не научились.

Она следила, глядя вниз, как человек включает коммуникатор, надавливая пальцем на левое глазное яблоко и прижимая ладонь к мерцающему экрану. Его сообщение было по необходимости кратким. Он совсем ничего не чувствовал ниже пояса.

Когда дело было сделано, он невнятно сказал:

— В месте, куда мы идем после смерти, я буду правителем.

Она с жалостью посмотрела на него:

— После смерти некуда идти. Ваши руководители лгали.

— Обряд, — прошептал он, — ты сказала — обряд…

— На ваших похоронах!

Монахиня-филиппинка подошла с охранником, от которого пахло ржаными сухариками. Маринованными огурцами. Укропом. Из Онтарио. Прошлой весной. После первого дождя.

— Это сердце, — объяснила филиппинка с каким-то смешным акцентом.

— Инсульт, — сказал охранник в свою рацию.

— Инсульт! — захихикал побелевший человек.

Вот так, подумал он.

Они склонились над его телом, повернувшись спинами к ней — ничем не пахнущей маленькой женщине, которая посмотрела на него и шаловливо помахала рукой. Потом вперевалку ушла с его портфелем. Весь его инвентарь. Все артефакты. Уголь из Алледжени. Ил из Миссисипи. Перо гагарки. Палец негра. Сорок семь типов волос. Коробочка цветных мелков. Зуб ребенка. Глаз зяблика. И многое другое, что невосполнимо.

Теперь все уже бесполезно. Как эта неадекватная личина. Как его миссия. Как и запах сожженных миров,