В целом средненько, я бы даже сказал скучная жвачка. ГГ отпрыск изгнанной мамки-целицельницы, у которого осталось куча влиятельных дедушек бабушек из великих семей. И вот он там и крутится вертится - зарабатывает себе репу среди дворянства. Особого негатива к нему нет. Сюжет логичен, мир проработан, герои выглядят живыми. Но тем не менее скучненько как то. Из 10 я бы поставил 5 баллов и рекомендовал почитать что то более энергичное.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
Так в поэтической исповеди, созданной тогда, когда попытается Яковлев подвести итоги, расскажет он о своем невеселом детстве. Но во время, о котором идет речь, до жизненных итогов было еще далеко.
Десятилетний Алексей Яковлев попал в семью сестры Пелагеи, старше его на тринадцать лет. Главою семейства был зять Иван Максимович Шапошников. Судя по всему, человек он был деятельный, расторопный, расчетливый. Капитал имел солидный. Став опекуном несовершеннолетних детей Яковлева-Зеленина (кроме упомянутых уже сестер Пелагеи и Марьи, у Алексея Семеновича была еще одна сестра — Татьяна), Шапошников пустил и их наследство в оборот. Жить он их взял к себе в Третью Адмиралтейскую часть, расположенную между Екатерининским каналом (названным теперь именем Грибоедова) и Фонтанкой.
«Как яркая заплата на белом платье, как тусклое пятно на свежей картине, вам явилась природа, выглядывающая из-под покрывала… — восклицал один из ранних историков Петербурга П. Башуцкий, попытавшийся взглянуть на описываемые места с высоты птичьего полета. — В самом сердце этой части вы увидели Сенную площадь и Гороховую улицу, увидели, какой черной полосой они тянутся… со своими рынками, с своей грязью и темными закоулками… со своими пестрыми народными толпами… с грубыми и резкими голосами своих извозчиков, торгашей, баб, детей, рабочих. Это Невский проспект народа, там ищут новостей, связей, издержек, известности и рассеивания; здесь ищут отдыха, работы, хлеба и вина».
Башуцкий описал эту «главнейшую артерию» тела Петербурга в первой половине XIX века. Юный Яковлев каждодневно бродил по тем местам несколько десятков лет ранее. Но за прошедшие годы характер их мало изменился. То была изнанка жизни «Северной Пальмиры».
Дом Шапошникова располагался где-то вблизи церкви Вознесения. Получивший от нее свое название Вознесенский проспект в той своей части, которая тянулась от Екатерининского канала до Фонтанки, был такой же «главнейшей» и «работающей» артерией (определение того же Башуцкого), какой была Гороховая.
Тускло освещенная редкими фонарями и плошками, которые обязаны были выставлять в темень владельцы домов, улица была тоскливо пустынна по вечерам. Грязна и шумлива при свете дня. Мелькали опорки и лапти, рваные, подвязанные веревками армяки лотошников, приезжих крестьян, торговавших на близлежащей Сенной. Унылой чередой тянулись нищие — слепые, параличные, юродивые — к церковной паперти. Будто на убой гнали по «Вознесенской першпективе» крепостных на продажу к перекинувшемуся через Мойку Синему мосту, где особенно бойко торговали живым товаром. Вознесенский проспект был трактом в загородные резиденции царей. Он был трактом и в разгульные кабачки «Желтый», «Красный», стоявшие на «Петергофской першпективе». Лепившиеся друг к другу грязные вывески питейных заведений самого низшего пошиба оказывались парадоксально характерными ориентирами такого тракта.
Бессмысленное обжорство праздников. Скупая расчетливость будней. Домостроевская добродетель семейной заводи. Тупоумная разгульность вне ее. Все это нес с собой капитал, тот купеческий капитал, нажить который изо всех сил старался Иван Максимович Шапошников. Умение наживать капитал стремился привить он и своему подопечному.
Шапошников воспитывал Алексея в строгих купеческих правилах. Тепло одевал. В меру кормил. В меру бил. «Может быть, ты и умнее, но я старше!» — этой застывшей купеческой истиной определились с самого начала их отношения.
С самого начала определилась и конфликтная разность их характеров. В противоположность опекуну, Алексей Яковлев был открыт душой, добр, широк, щедр. Любознателен. В чем-то упрям. Постоянно тосковал по ласке. Может быть, именно поэтому так и привязался он к семье жившей около Вознесенской церкви просвирни, у которой суровый опекун разрешил ему постигать первоначальные знания грамоты. Алексей Семенович пронес благодарность ей через всю жизнь.
Впрочем, справедливости ради следует сказать, что не только добродушная, умевшая читать и писать просвирня манила юного Яковлева в низенький дом у церкви. По уверениям некоторых биографов, тут был и еще один, «более сильный магнит». Хорошенькая дочка просвирни. Нехитрая премудрость чтения часослова была ею уже осилена. И она с радостью делилась знаниями с красивым мальчиком. Алексей зачастил в их дом. Но это почему-то не понравилось Шапошникову. Тот иначе понимал евангельские заповеди. И, по всей видимости, поучив для острастки своего подопечного обычным для того времени способом — розгами, направил его для усовершенствования познаний в церковно-приходское училище.
И здесь Алексею Яковлеву предстояло разочаровать опекуна. Со всем пылом кинулся он на одоление крепостей первоначальных правил грамматики и арифметики.
Последние комментарии
9 часов 47 минут назад
10 часов 4 минут назад
10 часов 29 минут назад
11 часов 1 минута назад
12 часов 8 минут назад
13 часов 48 минут назад